Наталия Антонова - Любовь как улика

– Это особый магазин, – улыбнулся Морис, – там пахнет марципаном, шоколадом, мандаринами и цветами. Я думаю, что вам понравится.

– Нет уж! Не хочу!

– Воля ваша, – развёл он руками и отправился за покупками. Не было его довольно долго. Сначала Мирослава просто ждала, а потом вытащила маленький томик поэтов Серебряного века и стала перечитывать любимые стихи. Она так увлеклась, что, когда Морис сел рядом с ней, посмотрела на него отсутствующим взглядом.

– Здравствуйте, Мирослава Игоревна, – улыбнулся он, – это я.

И тут только она почувствовала запах цветов и оглянулась. На заднем сиденье лежал роскошный букет, там же стояла красиво упакованная корзина.

– Ты просто чудо! – сказала она Морису.

– Спасибо, что вы это заметили.

Эмма Даниловна Кудашова жила на улице Вересова, в старом доме, построенном ещё до войны. Такие дома в народе называют «сталинками». В отличие от хрущёвок их строили на века, и они отличаются основательностью, высокими потолками и довольно удобной планировкой. Вот и у старенькой учительницы Бориса Гусарова была двухкомнатная квартира с большой прихожей, раздельным санузлом и квадратной вместительной кухней. Так получилось, что на старости лет она осталась в этих «хоромах» одна.

Приходу детективов Эмма Даниловна не удивилась. Дверь им она открыла сразу только потому, что решила, что они из полиции. О том, что убит её ученик, она знала, приняла эту трагедию близко к сердцу и была готова помочь правоохранительным органам в поисках злодея всем, что было в её силах. На предъявленную Мирославой лицензию едва взглянула. Сразу пригласила в гостиную. Морис поставил на стол корзину и протянул женщине цветы.

Старая учительница смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами:

– Что же это? – растерянно спросила она и раскраснелась как девочка. – Вот уж никогда не думала, что полиция делает такие подарки.

– Возьмите, пожалуйста, цветы, – вежливо, но настойчиво произнёс Миндаугас.

– Ну, если вы настаиваете, – всплеснула руками Кудашова и приняла наконец букет. Она была растрогана, несмотря на то, что за свою долгую педагогическую службу Эмма Даниловна привыкла получать в дар цветы, чаще всего от своих подопечных. И чего ей только не дарили, начиная от величественных гладиолусов, роскошных георгинов, дорогих импортных роз в нарядной упаковке до строгих хризантем с горьковатым, как послевкусие самой осени, ароматом, пёстрых астр и даже простых ромашек. Положа руку на сердце, старая учительница призналась бы, если б её спросили, что именно ромашки и были всего милее её сердцу.

Но такого букета, как тот, что она держала в руках сейчас, ей не дарили ни разу. Это был не просто букет, а целая симфония цвета и запаха, кусочек царства самой богини Флоры. Морис сумел выбрать именно тот букет, который и поразил, и растрогал старую учительницу.

Она как раз нюхала и рассматривала его со всех сторон, когда Мирослава решила расставить точки над «i». Ей вовсе не хотелось вводить женщину в заблуждение.

– Эмма Даниловна, мы не из полиции, – сказала она.

– Вот как? – Лицо учительницы вытянулась от удивления, а в серых глазах, сохранивших свою ясность, заплескалось беспокойство. – А я думала, – проговорила она осторожно, – что вы пришли расспросить меня о Борисе. Ведь его убили.

– Мы действительно, пришли поговорить с вами о вашем бывшем ученике Борисе Аввакумовиче Гусарове. Но мы частные детективы. И ведём расследование по поручению Ариадны Борисовны Незвецкой, дочери Гусарова.

– Да, я знаю Ариадночку, – кивнула Кудашова, всё ещё не в силах усвоить информацию о частном расследовании. – А что же полиция? Они разве не ищут убийц Боречки?

– Ищут. Ведётся тщательное расследование, – заверила её Мирослава и пояснила: – Просто Ариадна Борисовна решила, что одна голова хорошо, а две лучше.

– Да, конечно, – не слишком уверенно согласилась Эмма Даниловна.

– А кто вам сказал о том, что Бориса Аввакумовича убили? – спросила Мирослава.

– Так мне сразу же Виталик позвонил. Горе-то какое! – запричитала Кудашова.

– Виталик – это друг детства Гусарова? – решила уточнить Мирослава.

– Да, Баландин. Они с Борей с четвёртого класса дружили. Потом Людочка Гаманина к их компании пристала. Так и ходили втроём до самого окончания школы. А потом Виталик с Людой поженились.

– А Гусаров, насколько я поняла, не претендовал на сердце и руку Гаманиной?

– Не претендовал, – рассмеялась Кудашова, – у нашего Бори на уме была одна учёба, он сразу поступил в институт. Но, как говорится, человек полагает, а Бог располагает. Женился Боря на Ирме, и у них родилась Ариадна.

– Однако институт Борис Аввакумович не бросил.

– Нет, не бросил, он закончил его с красным дипломом и быстро пошёл в гору. Если бы сохранилась советская власть, то он был бы сейчас о-го-го! – Кудашова взмахнула рукой, показывая, на какую высоту мог бы подняться её бывший ученик.

Мирослава не стала переубеждать старую женщину, что и при нынешней власти специалисты во многих областях достигают высоких вершин. А Гусарову, вероятно, нравилась преподавательская деятельность. Её интересовал другой вопрос, именно его она и задала Кудашовой:

– А с друзьями Борис Аввакумович продолжал поддерживать отношения?

– Да, конечно. Он у Виталия с Людочкой на свадьбе был свидетелем со стороны жениха.

– Со времени той свадьбы уже много воды утекло, – заметила Мирослава.

– Это точно, – согласилась Кудашова, и в глазах её промелькнула грусть, – но она тотчас вновь воспрянула. – Боренька стал и крёстным отцом сыночку Виталия и Людочки.

– А много ли лет сыночку?

– Двадцать два.

– Что-то долго они тянули с рождением сына.

– Так уж вышло, – развела руками Эмма Даниловна.

– И какие отношения были у Гусарова с крестником?

– Превосходные отношения! Люда иногда даже жаловалась на Бориса.

– Это ещё почему? – насторожилась Мирослава.

– Баловал Боренька сильно Леопольда. Любил его, как родного сына.

– Леопольда?

– Ну да, сыночка Баландиных.

– Интересное имя…

– Да. Его Боречка и придумал. Но в школе и в художественном училище мальчика все Полем называли. Он и сам так хотел.

– Сын Виталия художник?

– О да! Он ученик Боречкиного зятя. И Боря говорил, что мальчик подаёт большие надежды.

– А что-нибудь ещё связывало Гусарова в последнее время с другом детства?

– Боря с Виталиком рыбачить любили. И летом ездили с ночёвкой, у Виталика есть свой катер. И зимой рыбачили. И меня рыбой снабжали.

Морис с Мирославой переглянулись. Ни Ариадна Борисовна, ни Катя не говорили им о том, что Гусаров был рыбаком. Странно, что и дочь, и жена забыли упомянуть об этом хобби покойного. Хотя, может быть, просто не придали ему значения. Действительно, как любовь к рыбалке может быть связана с убийством? По всей видимости, никак. Волгина внимательно посмотрела на старую учительницу и подумала: «Может, Баландин вообще с кем-то другим рыбачил? Хотя, с другой стороны, Кудашова не похожа на человека, страдающего маразмом». У Мирославы чуть не сорвалось с языка: «А вы ничего не путаете?» Но она вовремя спохватилась, а ведь могла обидеть старую женщину бестактным замечанием.