Елена Алексиева - Нобелевский лауреат

Министр вздохнул. Пока он говорил, Ванда смогла его рассмотреть. Ее воспоминания о сидевшем напротив нее человеке никак не совпадали с мужчиной, который сейчас столь вдохновенно ее убеждал. Нынешний Гергинов — это не просто постаревший и слегка располневший коллега из ее прошлого. Это совсем другой человек. Политик. Немного обрюзгший, слегка облысевший. Но зато теперь он выглядел более внушительным, более солидным. Бывший учитель музыки постепенно вырос, став настоящим министром, и даже непосвященному было понятно, что именно это и есть его призвание.

«Интересно, где он научился так говорить?» — подумала Ванда. А ведь в свое время он боялся заговорить даже с секретаршей, которая вечно подшучивала над ним, что он руководит духовым оркестром министерства, и все умирали со смеху.

— Да, — вынуждена была признать Ванда. — Разница колоссальная.

— Интересно, что в эту минуту делает Гертельсман? Где он сейчас? Наверное, ему страшно?

Она снова попыталась представить себе лицо человека в черном капюшоне, но поняла, что не помнит его. Забыла.

— У тебя есть ко мне какие-то вопросы?

Лицо министра выглядело усталым, хотя глаза задорно блестели после речи, которую он только что произнес.

— Почему я? — спросила Ванда. — Ведь меня отстранили на полгода, а тут вдруг поручают такое важное дело. Не знаю, должна ли я это говорить, но мой шеф сказал, что это вы, а не он, приняли решение мне его поручить.

— Ванда, — доверительно произнес министр, словно разговаривал с ребенком. — Ты ведь знаешь, что я отчитываюсь единственно перед премьер-министром, но для тебя сделаю исключение. Дело обстоит так: твое временное отстранение от должности не было наказанием. И это ты должна была сама понять. Это вынужденная мера, целью которой было уберечь тебя. Мы получили сигналы, что после того случая тебя поставили на особый учет, подняли, так сказать, планку. Тогда ты справилась блестяще, в этом никто не сомневался. Но я как министр отвечаю за вверенные мне кадры, особенно, когда они подвергаются опасности. Поэтому мы посоветовались с твоим шефом, и я решил временно перевести тебя в какое-нибудь тихое местечко, пока все не успокоится.

— Должна ли я понимать, что «успокоение» означает, что то дело закрыто?

Гергинов изумленно посмотрел на нее.

— Дело закрыли за отсутствием доказательств. А доказательств, как мы оба знаем, было предостаточно. Но комментировать не буду. Скажу тебе больше: ужасно разочарован. Во-первых, я был уверен, что ты лучше осведомлена, а во-вторых, я вижу, что ты мне не доверяешь.

— А вам не кажется, что нужно было тогда как-то меня предупредить о том, что мне что-то угрожает?

— В этом не было необходимости, — вновь усмехнулся министр. — И, как видишь, я оказался прав. А сейчас, если ты закончила с вопросами, пойдем к журналистам.

— Что?

— Я назначил пресс-конференцию на 18.30, а уже 18.25. Что ж поделаешь, случай такой, особый… Положение обязывает. К тому же, пусть лучше они от нас услышат все, что связано с похищением Гертельсмана, чем потом будут выдумывать невесть что.

Ванда не промолвила ни слова. Известие о пресс-конференции, которая должна была начаться через пять минут, повергло ее в шок. Конечно, мнение таких, как она, никогда никто не спрашивал, но она была убеждена, что руководство допускает огромную ошибку. Может быть, даже роковую.

Верно, похитители могли бы расценить это как провокацию, что неминуемо вызвало бы их ответную реакцию, и, в свою очередь, навести полицию на их след. Но Гертельсман в таком случае подвергался огромному риску.

Однако цель пресс-конференции была, как оказалось, совсем иной.

Пока они шли коридорами министерства к залу, где их уже ждали журналисты, инспектор Беловская вспомнила, что собиралась спросить министра о чем-то важном.

— А что делать с литературным агентом? Насколько я поняла, она должна находиться здесь и в нужный момент передать выкуп. Мне кажется, за ней следует установить наблюдение.

— Согласен, — ответил Гергинов. — А до завтрашнего вечера мы должны знать, кто эти люди. Или хотя бы располагать реальным планом дальнейших действий.

Перед тем, как повернуть в коридор, в конце которого находился зал, министр вдруг остановился и дал Ванде знак сделать то же самое. Перед дверью в зал уже толпились журналисты. Заведующая Отделом по связям с общественностью пыталась навести хоть какой-то порядок, но журналистов было слишком много.

— Я хочу, чтобы ты мне докладывала, когда появится что-то новое, пусть даже незначительное. Я хочу быть в курсе. Вот, возьми.

Он протянул Ванде листочек, на котором был написан номер мобильного телефона, явно, его личного. Этого номера не было ни на визитках, ни в телефонном справочнике министерства. Ванда взяла листочек и небрежно сунула его в сумку — может быть, более небрежно, чем хотела это сделать.

— Послушай, — продолжил Гергинов. — Понятно, что пресс-конференции тебе не по душе, но поверь, я их созываю не для собственного удовольствия. Ты не представляешь, какому натиску со стороны СМИ мы подвергаемся. И если они захотят, запросто могут нас закопать. А вместе с нами — и твоего нобелевского лауреата. Это я тебе говорю не как министр, а как коллега. Ты будешь только присутствовать. Вмешиваться не надо — все равно, что тебя нет. А когда разгребем эту кашу, у тебя будет достаточно времени, чтобы стать звездой.

— Я понимаю, — сказала Ванда. — И все-таки, почему я?

— Ну, ты и зануда, — засмеялся министр. — Ведь я же тебе объяснил. К тому же случай особенный, как раз для тебя. Я ведь знаю, как тебе нравятся такие вещи. Стихи пишешь, то да се… Ладно, ладно, нечего смущаться. Я ведь тоже человек искусства, ты это знаешь. Мы, так сказать, родственные души.

Инспектор Беловская судорожно сглотнула слюну. «Так тебе и надо! Нечего допытываться!» — наверное, подумала бы она, если бы в этот момент была в состоянии думать. Хотя логично: раз Система в состоянии расследовать поступки других людей, значит, она может делать то же самое и со своими служащими. Что могло бы ее остановить? Что?

Они повернули в нужный им коридор, и Ванда невольно отстала на два шага, прячась за широкую спину министра. Такой широкой она ее не помнила. От земли до неба.

Пресс-конференция продолжалась не более двадцати минут. На вопросы журналистов отвечали сам министр и шеф Ванды. Сама она сидела в конце первого ряда, среди журналистов. А их и вправду было слишком много, даже для пресс-конференции министерства. Мест в зале не хватило, так что многие толпились у двери. Ванда насчитала по крайней мере десять телевизионных камер, но была уверена, что их намного больше.

Министр не сообщил ничего конкретного. Только повторил, что все силы полиции брошены на поиски пропавшего писателя, к тому же похищение такой всемирно известной личности, как господин Гертельсман, является преступлением, равного которому в Болгарии еще не было. В завершение он заверил представителей средств массовой информации, а в их лице и всю международную общественность, что болгарская полиция сделает все от нее зависящее, чтобы инцидент с писателем закончился благополучно. Шеф Беловской добавил, что дело поручено самым опытным специалистам, при этом вообще не смотрел в ее сторону, несмотря на то, что они поздоровались при входе в зал. Он пояснил, что работа ведется в нескольких направлениях, разрабатываются разные версии, и попросил журналистов не публиковать информацию, которая может навредить расследованию и всей операции по спасению Гертельсмана. При этом подчеркнул, что министерство не будет сообщать никакой предварительной информации, и если что-то непроверенное появится в публичном пространстве, это будет означать, что оно исходит из нелигитимного и недобросовестного источника.