Дарья Симонова - Кассандра пила массандру

Только сегодня, именно сегодня этому человеку хотелось думать скорее о возможности любви, чем о неотвратимости смерти. Услышав о том, что волнует его дочь, Василий Субботин очень удивился. Он вообще долго не мог сквозь ее телефонные слезы в столь поздний час понять, о чем речь! А когда понял, не знал, что сказать… Он полагал, что поток информации, бесконечные Фейсбуки и Инстаграмы измельчили и умалили смерть. Она быстро пролистывается и забывается. Мы отмечаем ее плачущим лайком — и это все, чем удостаивается ныне львиная доля нас, просто людей, чье доказательство жизни — учетная запись в системе. Таков наш бисер дней. Ты умер?! Ах, ты, оказывается, жил…

Но среди всеобщего измельчения вырастают вдруг такие Джомолунгмы сострадания! И Вася вдруг подумал, что мировая душа дает нам шанс.

Еще один. Вероятно, в этих просветлениях была толика вины Софии. Новая фигура влияния в первый день своего появления все очень меняет. Потом жизнь, вероятно, соскользнет в прежнюю колею, но пока… дайте надышаться бессмертием!

— Объясни мне все же еще раз: ты совсем не знала этого парня?

— Нет! Хотя нет, так нельзя сказать! Я ведь узнала, что он пропал, я узнала, каким он был… он уже не чужой мне! Я очень переживаю из-за того, что с ним случилось.

— Ну… это нормально, что ты сочувствуешь горю. — Вася ужаснулся тупейшему ответу, но он не смог придумать ничего умнее так быстро, тем более что голова была забита другим. Он вспоминал разговор с Соней — не столько о вопиющем инциденте с Ильей и треволнениях Настасьи Кирилловны, сколько о том, что отцы девочек вечно гонят чужих сыновей в армию и на войну. Вася с дрожью в голосе уверял, что он вовсе не из этих людоедов — хотя он понимал, о чем она. Конечно, понимал. Но он и правда был убежденный враг всеобщей воинской повинности. И камень, прилетевший в него, предназначался для чужих огородов. А теперь… он внезапно задумался, а знает ли беспокойная София, что могут выкинуть девочки?!

— Я хотела тебя попросить… ты сходишь со мной на похороны? Мне как-то ужасно идти одной. Нет, я не боюсь, я вовсе не боюсь! Просто спросят, кто я ему… а я никто! А с тобой не будут спрашивать. Или мы просто скажем, что мы дальние родственники, и все.

Теперь Вася вообще не знал, что сказать. Невинная душа, она думает, что главная проблема в этом скорбном деле — это вопрос о том, кто она… Боже, может, ребенок болен? Может, это подростковая депрессия, может, у нее назревает суицид? А иначе что за странный интерес к чужой смерти?

— Алена, ты уверена, что… тебе туда нужно идти? А вдруг… это какая-то темная история. Ты знаешь причину смерти? Вдруг… родные будут искать среди тех, кто пришел, виноватых. Так бывает…

— Папа, ну вот о чем ты вообще?! Я же тебе объяснила — у него нет родных! У него одна подруга матери. У него там, наверное, вообще никого не будет! Ну, два-три однокурсника, и все! Но человек имеет право на то, чтобы его помнил кто-то, просто кто-то на земле! Неужели ты это не понимаешь?

— Нет, я понимаю. Иногда тот, кто умер, становится ближе, чем те, кто жив. Просто обычно это происходит, если этот человек был твоим близким… даже если ты знал его хотя бы один день — и так тоже бывает!

— Но и так, как у меня, тоже бывает! — с тихим отчаянием ответила Алена. — Вот видишь: раз у меня уже есть, значит, так бывает!

Василий вдруг обезоруженно с ней согласился. Прецедент создан, как ни крути.

— А мама знает, куда ты собралась?

— Я именно тебе позвонила, потому что ты умнее мамы. И думала, что ты меня поймешь.

— Ладно, хорошо, пойдем. Ты знаешь… где это все проходит?

К десяти утра на другой конец города… Со странной миссией… А что, если все это не к добру? Пока его не огорошила Алена, он собирался изложить Настасье Кирилловне спасительную версию убийства Помелышева, в которой смутно причастным к преступлению выступает какой-то бешено разбогатевший ботан. Правда, мотивы безбожно шаткие! Но София права: эта новая деталь должна быть предоставлена следствию! Хотя ей чертовски не хочется, чтобы пострадала старая добрая няня-фея Людмила Гавриловна. Потому что любой следователь заподозрит ее, невинно севшую когда-то по обвинению Помела, а вовсе не какого-то молодого очкастого «форбса», ее воспитанника. Воспитанник все равно откупится…

И собственно, с чего Василий взял, что Сонину историю вообще кто-то будет слушать?! Кто такая Соня в этом следственном казусе? Хотя… конечно, надо действовать через адвоката, но уж больно он мутный.

Василию оставалось признать, что в этом переплете ему никто не внушает доверия. И даже Настасья, похоже, что-то скрывает… Словом, столько всего надо было обсудить и обдумать, а тут на тебе, Аленушка — и кто мог предположить, о чем она попросит.

Вася не стал уже звонить Настасье Кирилловне. Он знал, что она наверняка изумленно обижена, ведь гордость не позволяет звонить ей самой. Гордость — читай, личный кодекс, в котором предписано звонить исключительно приятно, а не просительно! Но для Васиного звонка время слишком позднее… Конечно, хотелось бы узнать, что вообще за странное действо происходило сегодня, в которое даже была внезапно втянута София — и, как это часто бывает, когда соблюдаешь закон Сабашникова, обнаружились непостижимые связи этого безумного мира. И связи эти — словно фаркопы и карабины — были предназначены для сцепки с каким-то еще миром, куда более интересным и, возможно, еще более безумным.

Соня была одновременно зла, обескуражена и обрадована. Вернувшись после фантасмагоричного, странного и интригующего дня, она была полна планов. Впрочем, пресное клише «планы» совершенно не подходит к ее состоянию! Она парила! Она любила, когда жизнь обретает интригу. А тут она даже двухслойная — детективная и романтическая. Хотя во вторую ни за что не хотелось верить раньше времени. Соне хватило в жизни самообманов. Вася ей напомнил самый яркий из них. Нет, не характером, упаси боже, всего лишь внешне. Тоже деликатный тонкий нос… Если вдуматься, то вот и все сходство. Но почему-то оно казалось навязчивым. Потом стало понятно почему. Дело было совсем не в изяществе профиля, а в том, что у Васи кончик носа был аллергично раздраженным. И сразу вспомнилось, как похожий-непохожий на него господин подарил Соне духи. Они были прекрасны! До того прекрасны, что их любила королева Беатрикс, как сообщил щепетильный даритель, и название их было совершенно неразборчиво. Соня решила, что со временем узнает и название, и каким королевством правит Беатрикс, — ни к чему познавательная въедливость в приятный и возвышенный момент. И вот господин стал захаживать. А Соня — его ждать. Только однажды она обнаружила, что закончился освежитель для туалета. Он всегда заканчивается, когда должны прийти гости. Хотя многим гостям совершенно по барабану. И все же… Но с этим гостем хотелось, чтобы подобные мелочи не смущали. И Соня решила слегка облагородить санузел двумя пшиками новых духов. На полотенца. Попало на Андрюхино, он потом был очень недоволен и смачно морщил нос. Но с его недовольством было справиться нетрудно, в отличие от той реакции, которая последовала от долгожданного гостя. Он больше не пришел. И никак не верилось, что из-за такой мелочи…