Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— А, это ты, дырявый! — сказал твари Глеб. Несмотря на легкий тон, которым были произнесены эти слова, он был встревожен — естественно, не видом ночного гостя, а тем, что тот ухитрился незаметно к нему подобраться. Все-таки здесь была их территория, и чувствовали они себя тут как дома, с чем, увы, приходилось считаться. — Ты бы, приятель, сразу предупредил, что мозгов у тебя нет, — продолжал он, осторожно, по миллиметру, продвигая правую руку к лежащему в стороне — слишком далеко! — ружью. — Я б тогда зря патрон не тратил.

Тварь ответила на эту насмешливую тираду низким, утробным ворчанием.

— Может, хватит? — в уме прикидывая расстояние до ружья, все так же насмешливо поинтересовался Глеб. — Ведь глотку, наверное, уже саднит!

В принципе, достать ружье было можно. Достать, взвести курки, более или менее прицелиться. Вот только было неизвестно, насколько развиты у этой зубастой дряни рефлексы и как быстро она умеет двигаться. Подкрадываться-то она умеет, это уже установлено. А если она вдобавок так же хорошо прыгает, может получиться не совсем так, как хотелось бы.

Тварь, будто подслушав его мысли, шагнула вперед и немного в сторону — в обход костра, к ружью. Глеб подобрался, и в эту секунду у него за спиной раздался чуть слышный шорох.

Сиверов сидел по-турецки, подвернув под себя перекрещенные ноги, и прыгать ему пришлось именно из этой неудобной позы — увы, не к ружью, а совсем в другую сторону, подальше от этого подозрительного шороха.

В то же мгновение что-то тяжелое с гулким звуком ударило в то место, где он только что сидел, — ударило так, что вздрогнула земля и в воздух взлетели вырванные клочья мха.

Лежа на боку, Глеб увидел еще одну косматую, сгорбленную тень, которая качалась в неестественной позе, пытаясь восстановить равновесие, потерянное из-за того, что молодецкий удар завершился совсем не там, где должен был. Сиверов ударил ногой, целясь в солнечное сплетение и вложив в этот удар все, что мог. Попал он, к сожалению, в ребра, но тварь — Глеб заметил, что мех у нее не серебристый, как у его давнего знакомца, а темно-бурый, почти черный, — коротко вякнув, отлетела в сторону и с треском завалилась в кусты. У костра, присыпанная вывороченной землей и клочьями мха, осталась лежать тяжеленная кувалда, к головке которой были намертво приварены четыре загнутых наподобие когтей, остро заточенных обрезка стальной арматуры.

— Ах вы затейники! — с чувством повторил Глеб, и тут на него насел седой зверь с дырой в переносице — тот самый, которого покойный Степан Прохоров уважительно называл Пал Иванычем.

У этого кувалды не было, да она ему и не требовалась — хватка у него оказалась железная, реакция отменная, а сила — просто неимоверная. Поначалу Глебу со всеми его отточенными навыками и секретными умениями пришлось довольно туго, но, чудом вывернувшись из пары захватов и угостив противника парой ударов, он обнаружил-таки у этой твари слабое место. Таковым являлось слабое периферийное зрение и неповоротливая, будто сведенная артритом шея — чтобы посмотреть в сторону, зверюге приходилось разворачиваться всем корпусом, и это давало более легкому и подвижному Сиверову некоторые преимущества.

Только он начал этими преимуществами пользоваться, как вторая тварь — надо полагать, Демидов-младший, Аким Палыч, — отдохнув в кустах и, судя по треску, переломав их все, вернулась к костру и приняла посильное участие в увеселении. К счастью, этой зверюге было далеко до своего папаши — была она еще неповоротливее и при этом заметно слабее, а главное, не мыслила себе драку без своей чертовой кувалды. Поэтому, поднырнув под мощный и резкий боковой удар «Пал Иваныча» и уйдя из поля его зрения, Глеб без особых проблем отправил как раз наклонившегося, чтобы поднять эту самую кувалду, «Акима» головой прямо в костер. На прогалине сразу стало темнее, а спустя мгновение отчетливо запахло паленой шерстью. Пока контуженный черно-бурый «Аким» на карачках, задним ходом выбирался из костра, а потом бил себя лапами по морде и возил косматой башкой по земле, стараясь сбить забавлявшееся с его шерстью пламя, Глеб сосредоточился на «Пал Иваныче».

Он очень быстро понял, что его противники не привыкли иметь дело с жертвами, которые оказывают им достойное упоминания сопротивление. Похоже, обычно нападения начинались и кончались по одному сценарию: один изображает рассерженную гориллу, бьет себя кулаками в грудь и иными способами отвлекает на себя внимание, а в это время другой спокойно заходит с тыла и вышибает из намеченной жертвы мозги ударом своей когтистой кувалды. Впоследствии, если труп удается найти («Если его подбрасывают», — мысленно поправил себя Глеб, уходя от очередного захвата), размозженный череп и борозды от когтей на коже вселяют в свидетелей мистический ужас: такой удар не под силу даже матерому медведю, а значит, речь действительно идет о существе сверхъестественном.

Но сейчас, когда этот коронный удар не достиг цели, а жертва, вместо того чтобы с паническим воем броситься куда глаза глядят или, упав на колени, просить пощады, устроила быстрые танцы у костра, «Демидовы», похоже, немного растерялись. Отступать они, конечно, не думали, но и нападение у них получалось не так чтобы очень — они просто не были готовы к такому повороту событий.

Получив жестокий удар ногой в косматый пах, «Аким» согнулся в три погибели и присел, баюкая пострадавшее место. Краем глаза Глеб отыскал тусклый отблеск угасающего костра на вороненой стали пистолета, который в самом начале схватки довольно ловко выбил у него «Пал Иваныч». Собственная выдумка с серебряными пулями теперь казалась ему еще более никчемной, чем вначале: эти твари испытывали боль, как все живые существа, и управиться с ними можно было вполне обычными средствами. Правда, управляться со своими противниками так называемыми обычными средствами эти двое и сами умели недурно — едва ли не лучше, чем все, с кем до сих пор приходилось встречаться Глебу.

Он потянулся за пистолетом, но «Пал Иваныч», с почти сверхъестественной быстротой метнувшись наперерез, ударил его громадным мосластым кулаком. Если бы этот удар угодил в челюсть, куда, несомненно, и был направлен, Глеб скорее всего просто вышел бы из игры, разделив печальную судьбу московских быков, которым не посчастливилось познакомиться с кулаком Сохатого. Но удар пришелся в ребра; в боку у Сиверова коротко хрустнуло, ноги оторвались от земли, и он, пролетев по воздуху никак не меньше двух метров, упал на землю, чувствительно ударившись боком и локтем обо что-то твердое, продолговатое.

Он почувствовал, что временно лишился способности дышать. В данный момент это было неважно: ушиб диафрагмы — дело вполне обыкновенное. Гораздо важнее было понять, почему этот твердый предмет, на который он упал, кажется ему знакомым.