Владимир Колабухин - Тайна пансионата «Уют»

Моё долгое молчание, вызванное изучением портрета, Бубнов воспринимает как недоверие к его работе. Он смущённо бормочет:

— Может, не совсем точно изобразил… Видел-то человека мельком… Если бы он не в машине сидел, а в студии позировал, да при хорошем освещении…

В том-то и дело, а он ещё оправдывается! Если ничего не сочинил, то завидная зоркость у парня. Я дружески обнимаю его.

— Всё хорошо. Этот портрет мы сегодня размножим и… словом, спасибо!

Он краснеет как девушка, вскидывает на меня повеселевшие глаза:

— Тогда пойду? У меня скоро занятия.

Прощаемся, и он уходит. Мне тоже не сидится в кабинете, хочется немедленно показать портрет оперативникам Белова: вдруг опознают в нём кого-нибудь из «крестников»?

Но… Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Все восхищаются мастерством художника, крутят портрет так и сяк, однако признать в нём кого-либо не могут.

— И всё-таки, кого-то он мне напоминает, — мучительно раздумывает Наумов. — Кто это? Кто?..

Ничего, выясним! И выведем на чистую воду. Никуда теперь он от нас не денется. Для начала покажу-ка этот портрет Шляпниковой.

Достаю из сейфа специально приготовленные для подобных случаев два портрета других лиц, беру понятых, вызываю служебную машину и еду в «Бирюзу».

Шляпникова долго вглядывается в портреты, затем указывает на тот из них, что рисовал Бубнов, и чуть дрогнувшим голосом подтверждает: «Он! Очень похож».

Вот и отлично. Как положено, оформляю протокол опознания. Теперь бы пропавшее такси отыскать и его хозяина.

Домой опять возвращаюсь поздно. По улицам ещё снуют машины, и я невольно приглядываюсь к ним — не промелькнёт ли такси с номером «37–38»? Ох как нужна мне эта машина! Твёрдо верю, что от неё потянется ниточка к раскрытию разбойного нападения на «Бирюзу».

Жёлтых такси проносится немало, но всё не те, не те…

Вот и мой дом. Лифт быстро поднимает меня на шестой этаж… Не успеваю вытащить из кармана ключ от квартиры, как дверь распахивается — и вижу счастливое, улыбающееся лицо Елены.

— Как хорошо! Как хорошо, что ты всё-таки пришёл, — порывисто восклицает она и втягивает меня в прихожую.

Недоумевая, замираю у порога.

— А что, собственно, случилось? Почему «всё-таки»?

Глаза Елены радостно светятся.

— Потом, потом скажу. Давай переодевайся — и ко мне, в мою келью.

И тут замечаю на Елене нарядное тёмно-зелёное вечернее платье и лёгкий белый шарфик, которые придают ей праздничный вид.

— Какое-нибудь семейное торжество? — догадываюсь наконец.

Она молча кивает.

— И моё присутствие тоже необходимо?

Ещё кивок. И мне ничего не остаётся, как подчиниться и наскоро привести себя в порядок. Непонятно только, почему торжество не в гостиной и так тихо в квартире?

Снимаю запылившуюся форму. Умываюсь. Надеваю белую рубашку, синий галстук. Сдуваю с костюма пылинки. Вглядываюсь в зеркало: на меня смотрит кудрявый, сероглазый, ещё молодой человек, прилично одетый и с не очень скучной физиономией… Так что вроде бы всё нормально, можно идти.

В комнате Елены чуть светится крохотное бра на стене. На полке горит зелёный огонёк магнитолы, слышится приглушённая мелодия блюза. На журнальном столике, придвинутом к тахте, — вазочка с цветами, бутылка шампанского и торт.

Елена сидит на тахте. Густые каштановые волосы рассыпались по плечам.

Присаживаюсь рядом и спрашиваю:

— А-а… Екатерина Ивановна где?

И тут же в ответ слышу тихий серебристый смех:

— Разве со мной тебе не интересно?

Я окончательно теряюсь.

— Почему же… — И чуть не с мольбой снова спрашиваю: — Но объясни, пожалуйста, что всё это значит?

Лена привычным лёгким жестом отбрасывает со лба волосы.

— Мама уехала к тётушке на денёк. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось двадцать пять. Мы думали отметить это событие, но ты пришёл с работы очень поздно… Давай отметим его сегодня.

Обескураженный, молчу. Так вот почему вчера она была такой грустной… Милая, добрая моя Прекрасная Елена!

Машинально оглядываю комнату. Здесь я впервые. Всё дышит чистотой и уютом… Но почему мне такая честь? А у меня и подарка нет.

Лихорадочно перебираю в памяти скудную обстановку моей комнаты.

Есть! Нашёл! Тут же срываюсь с места:

— Я сейчас… Извини.

И мчусь к себе.

Лена — большая любительница книг, кое-что из них и у меня имеется. Недавно приобрёл по случаю замечательное издание романа «Русский лес». Леонов всегда привлекал меня своим глубоким философским мышлением, афористичностью речи, а тут вдруг — отлично изданный томик! Подписать его — дело одной минуты.

Увидев подарок, Елена вздыхает:

— Ах, Демичевский! Зачем это? Я же знаю, как тебе хотелось заполучить эту книгу.

Спешу развеять её огорчение.

— Ничего. Ещё достану. Лучше прочитай, что я там нацарапал.

Лена раскрывает томик и снова счастливо улыбается, неожиданно награждает меня лёгким поцелуем:

— Спасибо за «Елену Прекрасную» и такой дорогой для меня подарок.

Мы садимся на тахту. Всё так же приглушённо звучит мелодия блюза, в бокалах искрится шампанское, нескрываемой радостью сияют глаза Елены.

— Расскажи мне о себе, Демичевский. Как ты жил, кого любил?.. Сегодня я хочу всё знать о тебе. Всё!

В голове моей чуть шумит от выпитого вина и поцелуя. Музыка расслабляет, вызывает на откровенность. Хочется окончательно размагнититься и раскрыться, высказаться о наболевшем.

И вспоминается далёкий старинный город. Тенистый парк. И девчонка на скамейке. Красивая хабаровчанка, русоволосая, с глазами, наполненными тревогой.

«Ты не забудешь меня, Владик?»

«Что ты, Катюша! Что ты…»

«Тебе там встретятся другие девчата».

«Я даже не взгляну на них».

«Два года — это так долго!»

«Я буду писать тебе каждый день!»

И писал. Все два года армейской службы. И ни на одну из девчонок не глядел. А Катюша не дождалась, вышла замуж за другого парня.

Нет! Об этом не стоит говорить никому. Это моё, пусть оно во мне и останется. Я прожил в том городе почти тридцать лет. И никогда бы не покинул его…

— Ну что ты молчишь? — спрашивает Лена.

А я не знаю, что и сказать.

— Тогда потанцуем? — терпеливо предлагает она, видимо, догадываясь о моём состоянии.

И мы медленно плывём в полумраке. Рука Елены легко лежит на моём плече, глаза не отрываясь смотрят в мои глаза.

— Ты всё ещё любишь её, — тихо то ли спрашивает, то ли утверждает она.

И опять не нахожу, что ответить. Врать нельзя и правду сказать сегодня язык не поворачивается.

— Знаешь, давай не будем говорить обо мне. Всё-таки героиня вечера — ты! Расскажи о себе.

Елена натянуто смеётся.

— Ох, Демичевский! Он, оказывается, ещё и плут.