Надежда Черкасова - Лабиринты соблазнов [litres]

Приветствие Милы он оставил без внимания. От поцелуя, с которым она было к нему наклонилась, и вовсе увернулся, недовольно отмахнувшись, как от надоедливой мухи, и только указал пальцем на кресло возле себя.

– А я мириться приехала. – Мила вздохнула. – Прости, я была неправа! Во всем. Ну правда, я очень-очень раскаиваюсь! Что мне сделать, чтобы ты простил меня?

– Ничего мне от тебя не нужно! Все, что могла, ты сделала.

– Я всегда считала, что пока человек жив, он в состоянии исправить свои ошибки. Поздно бывает, когда человек умер. Или я тоже для тебя умерла? Тогда, конечно, я явилась слишком поздно. А может, лучше все-таки поздно, чем никогда? – настаивала Мила.

Дядюшка сидел, насупившись и сердито уставившись в камин невидящим взором. Он решительно не хотел ни разговаривать с Милой, ни мириться. Видимо, так сильно она обидела его в последнюю встречу, что он теперь и знать-то ее не хочет.

– Дядюшка, ты, кажется, собирался мальчика усыновить из детского дома? – снова сделала попытку Мила. – Я думаю, что это совсем не плохая идея.

– Странно, что ты об этом заговорила. После того как устроила грандиозную истерику и «цыганочку с выходом» на моих старых костях сплясала. До сих пор сердце колотится, никак не успокоится.

– Прости, я была неправа! И вообще я раньше такой дурой была, что вспоминать тошно.

– Я что – сплю?! – с саркастической ухмылкой обратился дядюшка к Миле. – Что это за игру ты со мной, Людмилочка, затеяла? Или еще не протрезвела? Маняша мне рассказала, какой вдрызг пьяной тебя привезли. А может, опять каверзу какую для меня придумала? Или решила соответствующие инстанции заморочить-подкупить, чтобы мне ребенка не отдали? Ты что – честностью и справедливостью вдруг заболела? Или у тебя приступы истерии начинаются и ты решила перед этим как следует поиздеваться надо мной?.. Да ты ли это вообще?! Может, ты вместо себя какую другую Людмилочку прислала, чтобы вывернуть меня наизнанку, наплевать в душу, а затем посмеяться над стариком?

У Милы от такого провидческого заявления даже колени ослабли. И хорошо, что она уже успела сесть в кресло, иначе бы точно свалилась прямо на роскошный ковер.

– Я, наверное, не вовремя приехала, извини! Не буду тебя больше беспокоить. Пожалуй, поеду обратно. Вот уж никогда бы не подумала, что мне будет отказано в покаянии.

– В церковь иди, там кайся! Потому что ты не только перед людьми, ты перед Богом виновата! За то, что творишь с молодыми душами, развращаешь их своей гнилой потребительской философией, словно нехристь какая. За то, что меня, старого и больного дядюшку, своими истериками да скандалами изводишь. Что – никак не дождешься, пока помру? Не переживай, уж немного осталось: еще один сердечный приступ – и ты наследница.

– Скажи, а если у меня никогда не будет детей, ты от меня отречешься?

– Это еще что за разговоры! Может, хватит уже чушь-то молоть?

– Извини! Я думала, ты терпишь меня только как мать твоего будущего внука.

– Час от часу не легче! Да ты в своем уме или как?! Ну не будет у тебя дитя – и что? Значит, так Богу угодно. Возьмем мальчонку из детского дома… Хотя я уже и не знаю, как лучше поступить. Вот съездил опять, поглядел на деток и понял, что совершу большую ошибку, если сделаю это. Все они считают меня своим дедушкой. А если я только одного заберу, другие возненавидят меня, сочтут предателем. За то что не их выбрал. Они все мне дороги. И каждому я помогу устроиться в этой нелегкой жизни, никого не обижу. Так пусть я останусь дедушкой для них для всех, а не для кого-то одного. Их у меня целых три детских дома. И не могу я обидеть всех, выбрав только одного. А так – все довольны… Они ведь мне письма пишут, секретничают со мной, дедушкой называют. И я им отвечаю. Будет теперь кому наследство оставить после моей смерти… Чего притихла? Намерения мои тебе не нравятся?

– Просто слушаю.

– С каких это пор ты меня слушать-то начала? Чудеса в решете, да и только!

– Начиная с сегодняшнего дня, теперь буду слушать всегда. Так что там с детками?

– Странная ты сегодня какая-то, будто сама не своя. Случаем, не заболела? А то, может, доктора?

– Да здорова я, здорова! Ты рассказывай.

– Так вот, и намучился же я там с директорами, пока не подобрал надежных. Прежние-то воровали нещадно, никакая моя помощь до детей не доходила. Ох и злыдни были! Веришь, детей за границу стали продавать за большие деньги под видом усыновления. И ведь все делали по закону, мерзавцы, ни к чему не придерешься! Я целое расследование провел, чтобы выяснить, каково там, за границей, живется нашим ребятишкам. Из пятерых проданных нашлись только трое, но в таком истерзанном состоянии, что опоздай мои люди хоть на день, не застали бы их в живых. Не медля ни секунды, обратился в соответствующие органы, и детей изъяли у так называемых «родителей», а потом через суд вернули обратно в детский дом… Что с тобой, Людмилочка, – тебе плохо?

– Не знаю, что-то голова закружилась.

Мила вдруг почувствовала внутри какую-то тяжесть. Неужели от коньяка? Или от перенапряжения?

– Это я, дурак старый, во всем виноват! Ты приехала со мной по душам поговорить, а я тебя своими проблемами гружу. Прости меня, дорогая, совсем из ума выжил, не ведаю, что творю. Надо срочно Семена вызвать, чтобы он осмотрел тебя. Маняша! – В дверях немедленно показалась озабоченная домоправительница. – Сей же час звони Николаеву, чтобы приехал. Людмилочка себя плохо чувствует.

– Ну к чему все эти хлопоты? Мне уже лучше, – запротестовала Мила, напуганная до смерти встречей с семейным доктором, который наверняка изучил истинную Милу Миланскую вдоль и поперек. Если к дядюшке и удалось подобрать заветный ключик, то от опытного взгляда специалиста вряд ли повезет увернуться. – Вот только есть очень хочется.

– Вижу я твое «лучше»: бледная сидишь, краше в гроб кладут. Маняша, вызови Николаева и подавай на стол, – распорядился он. – А ты приляг пока на диван, голова меньше станет кружиться, – хлопотал дядюшка возле Милы, чуть не силком заставляя ее лечь и укрывая пледом. – Отдохни, и тебе полегчает. Это от переутомления. Слишком много берешь на себя. И все не то, что надобно. Потому твой организм и не выдерживает, что идешь против своей природы. Вот Бог силы-то и отнимает. Ну ты полежи тут одна, а я пойду проверю, готов ли ужин. – И дядюшка вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

Мила немедленно поднялась с дивана и прислушалась. А если он что-то заподозрил и отправился за охранниками, чтобы ее схватили и сдали куда следует? Нет, лучше быть рядом с ним. И она спустилась в столовую.

– Ты уже отдохнула? Что-то больно скоро. Ну да ладно, выспишься еще. Садись к столу. Вон тебе сколько всего Маняша наготовила. А вот мне что-то борща захотелось.