Джонатан Литэм - Сиротский Бруклин

– Вы интересуетесь буддизмом? – спросила Киммери.

– Можно сказать, что так, – кивнул я.

– Вообще-то вам следует говорить не со мной, но кое-что могу сказать вам и я. Видите ли, дзеном нельзя заниматься для того, чтобы научиться концентрировать свою волю или, допустим, снимать стрессы. А ведь множество людей – я имею в виду американцев – считают, что дело обстоит именно так. На самом же деле это религиозная философия со своим очень непростым культом. Вы знаете что-нибудь о дзадзене?

– Расскажите мне.

– От него у вас сильно заболит спина. – Слово «сильно» она произнесла с ударением. – Это во-первых. – Киммери скосила на меня глаза, уже полные сочувствия.

– Вы говорите о медитации?

– Нет, это совсем другое. «Дзадзен» – так называемое искусство «сидения». Казалось бы, чего сложного в том, чтобы научиться правильно сидеть, но это основное в практике дзен-буддизма. Я сама еще не очень-то сильна в дзадзене.

Я вспомнил квакеров, которые пытались усыновить Тони, и их кирпичное здание для собраний, отделенное восемью рядами транспорта от приюта «Сент-Винсент». По воскресным утрам мы иногда подходили к высоким окнам этого здания и подсматривали за тем, как они молча сидят на своих твердых скамейках.

– Что нужно, чтобы как следует овладеть дзадзеном? – спросил я.

– Вы даже не представляете, – вздохнула Киммери. – Начинающим надо научиться дышать. И думать, только при этом вы как раз не должны думать.

– Думать о том, чтобы не думать? – уточнил я.

– Не думать о том, что называется Единым Разумом. Тогда на вас снизойдет просветление – понимание того, что все сущее есть проявления Будды, а флаг и ветер – это, например, одно и то же. Ну и другие подобные вещи.

Признаться, я не очень-то понимал, о чем она толкует, но Единый Разум произвел на меня впечатление, хотя и абсолютно химерическое.

– А могли бы мы… то есть мог бы я иногда сидеть с вами? – спросил я. – Или это надо делать в одиночестве?

– Можно и так, и так. Но только тут у нас, в «Дзендо», не проводится постоянных занятий. – Она обеими руками поднесла к лицу свою чашку чая, отчего ее очки тут же запотели. – А вообще-то на занятия может приходить кто угодно. И если вы попадете на сегодняшнее, то вам очень повезет. Из Японии приехали дзен-учителя, важные монахи – специально, чтобы наведаться в «Дзендо», – пояснила Киммери, – и один из них будет говорить сегодня вечером после зазена.

«Важные монахи, глаженые папахи, крашеные ахи» . Вся эта бессмыслица всплывала на поверхность океана моего мозга, как обломки кораблекрушения, которые скоро будут выброшены на берег волной.

– Значит, ваше учение пришло из Японии, – проговорил я. – И теперь оттуда нагрянули с проверкой – как Папа Римский ездит по католическим странам.

– Не совсем. – Киммери отрицательно помотала головой. – Дзен-буддизм действительно родился в Японии, но школу «Дзендо» Роси организовал совершенно самостоятельно. У дзен-буддизма нет какого-то одного общего центра. Есть разные школы дзена, и иногда учителя ездят туда, где собираются последователи учения.

– Но ведь Роси приехал сюда из Японии? – Мне казалось, что человек с таким именем непременно должен быть убеленным сединами старцем.

– Да нет, Роси американец, – возразила Киммери. – Раньше у него было американское имя.

– Какое же?

– Не знаю, – пожала плечами моя собеседница. – Вообще-то «Роси» означает «учитель», но теперь это слово стало его именем.

Я сделал глоток обжигающего чая.

– А какие-то люди приходят сюда для чего-нибудь еще? – спросил я.

– Для чего, например?

– Для того, чтобы убить меня , – вскрикнул я. – Извините. В здании больше ничего нет, кроме школы «Дзендо»?

– Здесь нельзя так громко кричать, – укоризненно промолвила она.

– М-м-м… Целуй меня … Если бы что-то странное произошло, скажем, с Роси, ну, например, если бы он попал в беду, вы бы об этом узнали? – Я вывернул шею. Господи, вот если бы я мог завязать ее в узел, как завязывают полиэтиленовые пакеты с мусором! – Съешьте меня!

– Простите, но я не понимаю, о чем вы толкуете. – Она как-то странно покраснела, попивая чай и глядя на меня поверх своей чашки. Я вспомнил байки о том, что мастера дзена бьют и толкают студентов для того, чтобы вызвать у них внезапное озарение. Возможно, это практиковалось и в «Дзендо», и поэтому Киммери была готова к неожиданным выкрикам и резким жестам.

– Забудьте об этом, – сказал я. – Послушайте. К вам в последнее время кто-нибудь приходил? – Я подумал о Тони, который наверняка направился в «Дзендо» после нашего разговора в «Л amp;Л». – Кто-нибудь заходил сюда вчера вечером?

– Нет. – Киммери удивилась и даже немного досадовала.

Я хотел было описать ей Тони, но потом решил, что он побывал здесь незамеченным, во всяком случае, Киммери его точно не видела. И я спросил о другом:

– А сейчас в здании кто-нибудь есть?

– Ну-у… Роси живет на верхнем этаже.

– И он сейчас там? – поинтересовался я.

– Конечно. Он пребывает в сэссине – это нечто вроде продолжительного уединения, – объяснила Киммери. – Готовится к приезду монахов. Роси дал зарок молчания, именно поэтому здесь так тихо.

– А вы здесь живете?

– Нет, я только убираю к утреннему дзадзену. Остальные студенты соберутся через час. А сейчас они работают, чтобы школа могла оплатить аренду. Уоллес, правда, уже здесь, но это не важно.

– Уоллес? – Я как зачарованный наблюдал за чаинками: словно астронавты, парящие в невесомости над поверхностью какой-нибудь планеты, они медленно оседали на дно чашки.

– Уоллес – он вроде старого хиппи; знаете, таких порой встречаешь на улице – они день-деньской сидят себе, не двигаясь, будто в прострации. Иногда мне кажется, что ноги у него из пластика или чего-нибудь вроде этого. Мы проходили мимо него, когда шли сюда, – добавила Киммери.

– Где же он? В комнате с матами?

– Ну да! – усмехнулась девушка. – Он у нас уже стал вроде мебели, его можно и не заметить.

– Вроде мебели? Вы хотите сказать, что он такой массивный?

– Да нет, он вовсе не большой. Я имею в виду, что он сидит совершенно неподвижно, – прошептала Киммери. – Мне порой кажется, что он умер.

– Но он не очень крупный человек?

– Да нет, этого про него не скажешь.

Я сунул два пальца в чашку – мне было необходимо расшевелить чаинки, чтобы они вновь заплясали свой танец. Если девушка и заметила мои дурные манеры, то не подала виду.

– А вы, случайно, не встречали в последнее время необычайно крупных людей, а? – Хоть я их еще и не видел, Роси и Уоллес казались мне неподходящими типами на роль польского великана. И тут я спросил себя, не мог ли один из них быть тем самым насмешливым собеседником Минны, чей голос я слышал в наушниках.