Джон Биггерс - Дом без ключа

– Я поеду на трамвае! – сказал Джон.

Мисс Минерва объяснила ему кратчайший путь в полицейское управление, и Джон, взяв шляпу, отправился исполнять ее поручение.

В трамвае Джон увидел себя окруженным представителями чуть не дюжины разных национальностей. Трамвай быстро бежал по низменной болотистой равнине между Вайкики и Гонолулу мимо рисовых полей, на которых по колено в воде стояли странные фигуры туземцев, а затем повернул на Кинг-стрит. Каждые несколько минут он останавливался, впитывая в себя все новые и новые иммиграционные проблемы китайцев, гавайцев, португальцев, филиппинцев, корейцев; казалось, что здесь представлены все оттенки кожи и все вероисповедания. Все дальше и дальше несся трамвай. Джон увидел большое здание в роще цветущих деревьев, японский театр с множеством колыхавшихся на ветру вывесок, неподалеку от него отделение завода Форда, затем огромный дом – старинный королевский дворец и, наконец, трамвай свернул в торговую часть города.

«Киплинг неправ, – подумал Джон, – восток и запад могут уживаться друг с другом, хотя бы, например, здесь».

Джон, сойдя с трамвая и побродив некоторое время по совершенно чуждым ему улицам, почувствовал еще острее это слияние восточной и западной культур. Темнокожий полицейский регулировал на перекрестке движение. По тротуару разгуливали элегантные, щеголеватые американские офицеры, а на теневой стороне улицы стройные и опрятные молодые китаянки в чистейших белых панталонах внимательно рассматривали витрины разных магазинов.

– Где здесь полицейское управление? – обратился Джон к какому-то высокому американцу с приветливым лицом.

– Вам надо вернуться на Кинг-стрит, – ответил прохожий. – Затем идите направо, дойдете до Бесзеля, а потом поверните makai.

– Куда повернуть? Человек усмехнулся.

– А вы malihini, понимаю. Makai означает направление к морю, а противоположное направление – mauka, то есть к горам. Полицейское управление у подножья Бесзеля, в Калакауа-Хэл.

Поблагодарив незнакомца, Джон направился по указанному ему пути и вскоре нашел здание полицейского управления. Там ему сказали, что мистер Чарли Чан ушел обедать, по всей вероятности, в ресторан «All American». Джон решил разыскать его. По пути он зашел на телеграф и отправил две телеграммы в Бостон, одну матери, другую Агате Паркер. В каждой телеграмме заключалось всего три слова. Но, выйдя на улицу, он ощутил приятное сознание исполненного долга. Писать письмо Агате ему не хотелось.

Джон заметил, что здесь он был единственным американцем.

В ресторане он действительно застал Чарли Чана, сидевшего за столом. При приближении Джона китаец встал и отвесил ему низкий поклон.

– Какая выдающаяся честь! Неужели я могу предположить, что вы согласны отведать одно из этих ужасных кушаний?

– Нет, благодарю вас! – ответил Джон. – Я обедаю дома позднее. Если разрешите, я на минутку присяду к вам.

– Чрезвычайно польщен! – ответил китаец. Затем, опустившись на стул, он воззрился своими раскосыми глазами в какое-то неподдающееся определению кушанье, поданное ему на блюде. – Кельнер! Будьте так любезны попросить сюда хозяина этого учреждения.

Хозяин – предупредительный низенький японец – видимо, польщенный приглашением Чана, подошел к китайцу и отвесил ему низкий поклон.

– Как вы смеете подавать здесь такие неаппетитные кушанья? – строгим тоном спросил Чан.

– Соблаговолите пояснить точнее причину вашего недовольства! – проговорил японец.

– На поданном паштете видны отпечатки пальцев. Вид этого кушанья возбуждает чрезвычайное отвращение. Будьте столь любезны унести это блюдо и подать мне более гигиеничный кусок.

Японец немедленно исполнил его требование.

– Ах, эти японцы! – пискнул Чан, выразительно растопырив руки. – Смею ли я сделать заключение, что вы пожаловали ко мне по делу, имеющему отношение к убийству?

Джон не мог удержаться от улыбки.

– Совершенно верно! – ответил он. Вынув из кармана газету, он указал на дату и на оборванный угол. – Моя тетя высказывает предположение, что эта газета может дать некоторые нити для расследования дела.

– Ваша тетя умная дама! – проговорил Чан. – Я достану целый экземпляр этой газеты и сравню с вашим. Значение может быть огромным.

– Послушайте, Чан! Вы ничего не имели бы против того, если бы я помогал вам в расследовании убийства моего дяди?

– Могу выразить только свое восхищение. Вы приехали сюда из Бостона, города самой высокой культуры, в котором принято употреблять гораздо больше английских слов, чем здесь. Меня пронизывает дрожь, когда я слышу вашу речь. Ваше предложение для меня чрезвычайно лестно.

– Составили ли вы себе какую-нибудь теорию относительно убийства? – спросил Джон.

Китаец сделал отрицательный жест головой.

– Еще преждевременно. – А нет ли где-нибудь отпечатков пальцев, которые навели бы вас на верный след?

Чан пожал плечами:

– Отпечатки пальцев – это ничто. Мой опыт побуждает меня при всяком преступлении раздумывать прежде всего о человеческой расе, о человеческих страстях. Какова обычно подоплека убийства? Ненависть, месть, необходимость заставить замолчать того, кого убивают, иногда корыстолюбие. Я всегда углубляюсь в изучение человеческой природы.

– Это правильно! – вставил Джон.

– В высшей степени! – добавил Чан. – Давайте рассмотрим те данные, которые могли бы навести нас на след. Книга посещений, в которой вырвана страница. Пуговица от перчатки. Телеграмма. В высшей степени странные показания Эгана. Окурок папиросы марки «Корсика». Газета, разорванная, быть может, в порыве гнева. Часы на двигающемся запястье. Цифра два, неясная на циферблате.

– Недурная коллекция! – усмехнулся Джон.

– Чрезвычайно интересная! – подчеркнул китаец. – Мы проследим все следы. Одни из них не приведут нас ни к чему, а другие, быть может, не будут столь неблагодарны. Я предпочитаю идти только по существенным следам. Но здесь этот метод непригоден. Надо проследить все следы без исключения.

– Только по существенному следу. А что же это?

– Об этом еще рано говорить. Меня очень интересует вырванная страница книги. А также часы. Большая ошибка, что их сейчас нет в моих руках. Но мои глаза острые, чтобы их открыть.

– У вас блестящие способности к розыску! Лицо Чана расплылось в широкую улыбку.

– Вы человек ученый, и вы, может быть, знаете, что китайцы – народ с самыми тонкими чувствами. Мы восприимчивы, как пластинка фотографической камеры, мы реагируем на взгляд, усмешку, жест…

Вдруг Джон увидел в дверях ресторана какое-то смятение, и затем в комнату ввалился стюард Боукер, вдребезги пьяный. Джон постарался отвести от него глаза, но было уже поздно. Боукер шел прямо к нему. За ним шел темнокожий стройный юноша.