Марк Эдвардс - Если она полюбит

Я не слишком внимательно слушал, потому что вспомнил тот фантомный текст, который читал под воздействием снотворного, тот, в котором она просила меня срочно ей позвонить. Текст, который я считал галлюцинацией. Я вздрогнул и спросил:

— А что было такого странного?

— Ты сам. Например, то, что ты послал свою подружку к ней за деньгами.

Я не сразу понял, о чем он вообще говорит.

— Что?!

— Карен сказала, что ты послал свою пташку разобраться по поводу сделанной работы. Карен страшно удивилась, подумала, что ты стал совершенным подкаблучником. И твоя девчонка заявила, что никто не будет больше использовать тебя в своих интересах. Эй, парень, ты в порядке? Ты в лице переменился.

Я мог думать лишь о том, что сказала Чарли в тот вечер, когда они с Сашей рассуждали за ужином про идеальное убийство. Она сказала: лучший способ все скрыть — выдать убийство за передоз.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказал я.

Виктор подвез меня до дома на такси, а потом поднялся, пыхтя и тяжело дыша, поминутно восклицая, как это до сих пор никто не додумался установить тут лифт.

— Черт побери, Эндрю, ну и лестница! — ворчал он.

Я сделал себе чай с тремя кусками сахара, предложив и Виктору, но он отказался.

— А мне помогает — у меня низкий уровень сахара в крови, — сказал я, отхлебнув сладкий чай, который должен был вернуть меня к жизни, но сердце все равно билось неровно.

— Тебе виднее, — Виктор нашел банку кока-колы в холодильнике и вскрыл ее — пена выступила из отверстия с шипением, и мой оперированный глаз почувствовал воздействие газа. — Так расскажешь мне, в чем дело?

Я не мог смотреть ему в глаза.

— Это по поводу Карен. Настоящий шок.

Он пристально посмотрел на меня.

— Так ты знал, что твоя подружка с ней встречалась?

— Я… да. Я не хотел, но… — Я лгал и чувствовал себя отвратительно.

— Полное дерьмо, так я тебе скажу, — ответил Виктор. — Может, я ошибался в тебе, может, ты совсем не такой порядочный парень, каким я тебя считал.

Я не мог найти слов.

— В любом случае мне пора домой. Женушка готовит особый праздничный ужин.

— Конечно, спасибо…

— Да, не знаю, за что, но… — он скептически усмехнулся. — Давай осторожнее. Не хотел бы я, чтобы твоя подружка меня тоже навестила.

Через окно я увидел, как мой приятель идет по улице, а затем я упал на диван, обхватив голову руками.

Мне было отвратительно думать, что я лгал ему, но у меня не было выбора, по крайней мере до тех пор, пока все не прояснится у меня в голове. Если бы я сейчас сказал Виктору, что понятия не имел о визите Чарли к Карен, он стал бы задавать вопросы. А они привели бы меня к необходимости рассказать о своих подозрениях — тех подозрениях, которые казались весьма весомыми, пока Тилли не встала на защиту Чарли. И если бы я рассказал ему все это, он бы обратился в полицию.

Я не мог допустить этого сейчас. Сначала сам во всем разберусь. Я не хотел рисковать, потому что любил ее. Если она невиновна, но возникнет малейший намек на то, что я подозревал ее в столь ужасных вещах, я потеряю ее. Никакие отношения не смогут выдержать груза таких обвинений.

Я сделал себе кофе, умылся холодной водой. В голове немного прояснилось.

Итак, что мне было известно: Чарли сказала, пусть и в шутку, что если бы хотела совершить убийство, постаралась бы выдать его за передоз. И Карен, которая, насколько мне известно, никогда не принимала наркотики, умирает от передоза героина. Чарли втайне от меня посещает Карен незадолго до ее смерти. А еще Чарли сказала мне, что Карен, по ее мнению, использовала меня, и те же слова она сказала Карен.

Если бы я был присяжным, какое бы решение я принял относительно ее виновности? Все это были косвенные улики. Чарли могла бы сказать в свою защиту, что она просто шутила о передозе, что на самом деле она никого не убивала.

А что насчет ее мотивов?

Тут все просто: ревность. Чарли злилась, что я работаю на Карен, уговаривала меня не иметь с ней дела. Может, она думала, я все еще интересуюсь своей бывшей подружкой, что у нас продолжается роман. Но я не проявлял никаких признаков увлеченности Карен, даже пожаловался Чарли, что меня вся эта история с заказом раздражает. Я попытался представить себе картину: Чарли приходит поговорить с Карен от моего имени, думая, что делает мне нечто полезное, добывает для меня деньги. Но почему она не стала мне говорить об этом? И где в таком случае чек? Она ведь не отдала мне его.

Я старался думать спокойно, не упуская деталей, увидеть, как все это могло происходить. Чарли пришла к ней под предлогом получения моих денег, и что дальше? Она изначально собиралась убить ее, или во время встречи произошло нечто, побудившее Чарли сделать это? Карен сказала ей что-то, вызвавшее ярость, заставившее ее сойти с ума от ревности, сделать нечто ужасное? Или она ничего не сделала во время их первой встречи, так что ей пришлось вернуться.

Но как устроить передоз? Я попытался вообразить возможные сценарии: Чарли приносит полный героина шприц в сумочке, а потом втыкает его в руку Карен. Или она прячется в ее квартире, и когда Карен засыпает, вводит иглу ей под кожу. А быть может, она приставляет пистолет к виску Карен и заставляет ее сделать себе укол. Ни одна из этих сцен — особенно та, что с пистолетом, — не казалась мне реалистичной. Они все были как эпизоды из черно-белых фильмов с Чарли в роли смертоносной «фам фаталь». Может, на самом деле Карен принимала наркотики? Когда я думал об этом, то пытался представить себе ее, склонную к экспериментам, гедонизму. Она говорила, что хочет все попробовать, ее привлекал многообразный опыт… Может быть, именно это привело ее к смерти? Карен выглядела бледной и нездоровой во время нашей последней встречи; и задержка с выплатой мне гонорара была нехарактерной для той Карен, которую я знал. Если она подсела на героин, а Чарли каким-то образом узнала об этом, все, что ей требовалось — найти для Карен слишком чистый героин и подменить им более безопасный препарат.

Вернулось ощущение легкости и нереальности — словно огромные воздушные шары летали внутри моего черепа. Мог ли я вообразить, как Чарли все это проделала? Однажды я уже подозревал ее, поделился этими мыслями с другими, а потом сам же себя убедил в том, что мои подозрения нелепы и абсурдны. Чарли ведь прекрасна! Она была такой теплой, щедрой, доброй, заботливой, чувствительной. Почти все, что она делала для меня, было альтруистичным и милым, это были поступки любящей женщины. У нее твердые моральные принципы: она ненавидела эксплуатацию, о чем говорила в связи с уборкой дома; она плакала, когда видела издевательства над кем-то по телевидению; она отказывалась смотреть фильмы и программы, в которых страдали дети, — это ее всегда особенно остро трогало. Она выбрала работу там, где существовали крупные благотворительные программы — например, помощь матерям, страдающим раком. Она говорила мне, что когда-то хотела стать врачом или медсестрой, но не решилась на это, потому и стала менеджером медицинских проектов.