Александр Токовенко - Груз-500 (таежный детектив)

— Даубихе. Кстати, Василий Николаевич, на наших топографических картах они обозначены именно так, хотя их давно уже переименовали. Но в памяти у людей так и остались — Улахе и Даубихе. Там даже знак стоит: от этой соединительной косы берет начало река Уссури.

До сих пор не забыл тех мест. Какая нетронутая и роскошная природа кругом! Песчаная коса омывается прохладными ключами, так и пышет ароматами черемухи и шипорвника, пионов и ландышей. А ты стоишь на косе, и навстречу тебе несутся чистейшие воды двух рек. В такие моменты забываешь обо всем и только зачарованно смотришь на бурлящий поток. Земля как бы напоминает: здесь начинается величественная Уссури…

Вечерело, мы закончили погрузку срезов и уликов с пчелами, купленных для артели. А когда возвращались на участок, еще раз проехали через Владимировку. Эта деревушка удобно расположилась на самой верхушке небольшой сопочки. Мне показалось, что вся она состоит из одной улицы. Но я ошибся. Еще много добротных домов с большими приусадебными участками и личными пасеками разбежались в разные стороны по горушке. Ведь каждый хозяин старался выбрать для своей усадьбы место покрасивее да поближе к реке. Поэтому наши деревни такие живописные. Была бы возможность, еще не раз бы там побывал. И тебя, Василий Николаевич, с собой бы взял. Думаю, тебе бы понравилось и в памяти бы осталось.

— Для разнообразия почему бы и не съездить. Да дела не пускают, — сказал Савченко. — Кстати, давайте решим: будем сменного пробщика ждать или откажемся от этого чудака?

— Подождать надо. Как закончит золото в уссурийских сопках искать — все равно к нам приедет. Да и письма опять начали поступать на имя главного геолога Савочкина.

— Я еще удивлялся, думал — ошибка какая-то, — смеясь, заметил Савченко. — С таким мужиком жить на участке веселее. А про золото чжурчженей, хотя история эта и интересная, сейчас не время вспоминать, — посуровел он. — Нам важнее знать, кто на нашем участке взял золото и почему оставил такой богатый целик. У кого из старожилов ни спросишь — никто ничего не знает. Я на днях повстречал сына бывшего шамана всей этой округи. Ему за семьдесят, отцу — около ста. Родились в этих местах. Одну на двоих трубку с ядреным табаком раскуривают. Питаются рыбой из Соболиного ключа, говорят, что в него когда-то кета заходила. До сих пор в верховье ручья бревна с берега на берег переброшены, мхом да дерном поросли. Думаете, природа это сотворила? Нет. То старые охотники из рода в род передают охотничьи угодья с постоянной приманкой для соболей. Как только снежок выпадет, соболь тут как тут — начинает кататься по этим мосткам. Пробежится, а тут ему и петля на шею. И если бы посторонний пришел и стал ручей разрушать, охотники, пожалуй, взялись бы за ружья, и, конечно, тревогу бы подняли. А так никто в их владения лет сто не входил. Не помнит шаман, чтобы чужаки при его жизни сюда наведывались, но ведь кто-то здесь уже золото мыл, а этот целик почему-то не тронул.

Все задумались о том, какое древнее их дело. Куда-то в глубину веков ушло начало добычи золота на этой земле, которую они взламывают своими бульдозерами, чтобы получить драгоценный металл.

— Кстати, Константин Максимович, а вы откуда сюда приехали? — спросил Савченко геолога.

— Из Сибири. В Новосибирске живут мои родители.

— А я с Украины. И часто думаю о том, что местные жители, аборигены, вдруг спросят: зачем приехал в чужие края, вместе с пробщиком и лотком таскаешься по ключам, ищешь, где можно хапнуть золото? Мы-то ведь не едем к вам в Сибирь или на Украину, не роем вашу землю, не уничтожаем леса и не разрушаем огород, который вас кормит.

Романенко распрямил свою тощую фигуру и с жаром возразил:

— Ну, если так рассуждать, то нам вместе с вами нужно все бросить и по темноте выходить на большую дорогу да проситься на попутный транспорт, чтобы нас домой подбросили. Нам ведь эти двадцать гектаров в громадной тайге власть дала.

— Да какая власть в этой глухомани? — махнул рукой Василий Николаевич. — О чем мы говорим, кто первый стрельнет в спину — того и власть. Просто люди, живущие здесь, на все махнули рукой, промыслы забросили, выращивают коз да молоко пьют. А то и покрепче чего принимают. Не до промыслов стариковских. Нам с этим просто нужно считаться, а то мы так далеко зайти можем, и остановить нас в этой дремучести некому. Ну ладно, Константин Максимович, давай по существу, — вернул разговор к наболевшей теме Савченко. — По первому блочку мы сможем взять десять килограммов или это просто на бумаге у геологов?

— Василий Николаевич, я вам уже докладывал о результатах наших апробаций, да и первые промывочные дни показали, что левый борт ключа неперспективен, это старые выработки, что будет дальше — посмотрим. С теми тридцатью сотыми грамма на кубе, которые прогнозируют геологи, пока можно согласиться. О правом целике вы в курсе не хуже меня, сами на апробации присутствовали.

Как только геолог сказал про целик, Савченко сразу изменился в лице. «Неужели не подтвердятся даже скромные прогнозы геологов относительно левого борта? — пронеслось у него в голове. — Такого я еще не встречал, а план-то делать надо».

— Ну что, пойдем отдыхать, если к нам нет вопросов, — сказал геолог.

— Да-да, вопросов нет. А разговор был полезен. Пойдем в столовую, перекусим.

— А мы уже ели. А вам надо поторопиться, а то ужин остынет. Ну а мы сейчас лоток с соскребушками положим и в баньку париться пойдем. День сегодня был удачный. Такие богатые пробы взяли!

Савченко усмехнулся, вспомнив, как сегодня утром геолог собирал пробы на целике. Он зацепился длинными худыми руками за приподнятый ковш экскаватора, пробивающего поперечную траншею, которая рассекала правый борт ключа. Она захватывала почти весь целик, с которого еще ночная смена убрала последние остатки крупных деревьев Соболиной рощи. Болотные сапоги с подвернутыми голенищами были явно геологу не по размеру, подчеркивали его высокий рост при очень узких плечах. Синяя куртка висела на нем, как на вешалке, сильно оттягиваясь под весом набитых доверху какими-то разноцветными породными камешками, перемазанных желтой глиной карманов. Он что-то сказал экскаваторщику Макару Петровичу Хижинскому. Тот достал из-под сидения кабины старую, испачканную рубаху и передал геологу. Тот разорвал ее на лоскуты и, выбравшись на место посуше, стал вытирать ими сапоги, к поверхности которых прилипло много золотинок. Затем аккуратно свернул лоскутки с золотинками и положил к себе в карманы. Очистив обувь, он еще раз осмотрелся и направился в сторону ровно стоящих на участке балков. Хижинского заинтересовала процедура собирания грязи с сапог. Он внимательно смотрел на висевший над трехметровой траншеей ковш, из всех щелей которого еще стекала мутная вода вместе с тускло блестевшими золотинками.