Анна и Сергей Литвиновы - Улыбка смерти на устах

— Да, — не колеблясь, ответила она. — Давайте, действуйте. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. — Она помедлила и добавила: — И найдите мне этого, как вы говорите — Клибанова? Организатора цепи.

— Клибанов — по всей видимости, только псевдоним.

— Вот именно. А я хотела бы, чтобы его изобличили. И судили. И дали максимальный срок. Вы разве не понимаете?! — проговорила она с неожиданной страстью. — Мой отец — даже если он вдруг убивал! — во что я, впрочем, не верю! — он на самом деле всего лишь жертва! Жертва интриги!.. Нет, не интриги! Ужасного заговора!.. Воды мне принесите! — властно крикнула она промелькнувшему официанту. — Без газа, теплой! — А потом снова обратилась ко мне: — Вы знаете… — Повисла долгая пауза, она будто бы припоминала. — Я вам не рассказывала, но отец где-то за две недели до смерти действительно стал странно себя вести. Лично мы с ним в ту пору не виделись, однако однажды я позвонила ему сразу после майских каникул — среди дня, хотела срочно проговорить один вопрос. Но мобильный у него не ответил — длинные гудки. Тогда я набрала его рабочий. Ответила секретарша. Сказала: Игорь Николаевич в отпуске. Я удивилась — он вроде никуда не собирался и мне ничего ни о каком своем отдыхе не говорил. Я звякнула по городскому домой — отец взял трубку. И голос его звучал как-то странно, загадочно, заполошенно. Я его спросила, почему он вдруг в отпуске, что делает? Он смутился, начал нести ахинею: мол, домашние дела накопились, надо вещи в стирку, в починку отдать — в общем, ерунду. Ради такого отпуск брать? Я грешным делом подумала, что у него женщина завелась — но почему тогда надо в столице околачиваться, мог бы поехать со своей новой пассией куда-нибудь, средства ему позволяли. Потом я ему еще раз на той самой неделе позвонила, он сначала трубку не брал, потом проговорил что-то невнятное и был какой-то… испуганный, что ли. Прошептал: я не могу, мол, говорить. А потом часа через три перезвонил и звучал совершенно по-другому — благостно и весело: да, говорит, были у меня проблемки, но я их решил, все урегулировал, сейчас вот на дачу мотнулся, отдыхаю. Почему вдруг? Почему отпуск? Почему среди недели он вдруг поехал на дачу? Я вот и думаю — теперь , — голос ее снова дрогнул: — может, это все, — она понизила тон и почти прошептала: — неспроста было?

В то же самое время Римма, оставшаяся в одиночестве в своей квартире на «Павелецкой», решила заняться делом — тем, что Паша поручил: отыскать возможные связи между четырьмя фигурантами дела. Она, конечно, совершенно не считала себя трудоголиком — работать в воскресенье вечером! — просто появилась мыслишка: если получится что-то раскопать прямо сегодня, тогда ведь завтрашний день освободится? Пашка все равно ее в офисе не ждет. Значит, раз не получилось с Пашуней погулять сегодня — все планы сбил проклятый режиссер Тучков, — поедет она завтра, развлечется соло. По магазинам пробежится, в ресторанчике посидит. Наверняка какой-нибудь мачо клюнет, подклеится, повысит самооценку — а может, и перспективное знакомство завяжется.

Поэтому игра стоила свеч, а овчинка — выделки, и Римма взялась за Пашино поручение: стала разыскивать, что еще, помимо полумифического клуба самоубийц , объединяет всех четверых фигурантов дела. Она записала их фамилии и род занятий в столбик: чиновник от энергетики Порецкий, медицинская сестра Мачникова, предприниматель и певец Бурагин, режиссер Тучков. Трое убиты, один пока живой. Полезла в Сеть, стала по своим базам проверять, где и как они могли пересекаться. Прав Паша: клуб самоубийц — само словосочетание довольно странно звучит, словно из позапрошлого века. Может быть, есть что-то еще, объединяющее жертв? Должно быть!

И довольно быстро она установила первую связь. Даже странно, что они с Пашей не отыскали этого раньше.

Впрочем — когда бы они могли это сделать? События развивались столь стремительно, что тщательно поразмыслить о деле минуты не было.

Но сейчас!.. Римма потянулась к телефону. Надо срочно сообщить Пашке.

Начальник и возлюбленный ответил сразу же. Голос его звучал благодушно, довольно. Фоном слышались шум ресторана и женский переливчатый голосок. И у Риммы непроизвольно вырвалось:

— Ты где это?

Вот по какой причине еще у меня с Риммой Анатольевной не складывается — вечно она стремится лезть в мою жизнь и все контролировать. Стоит только дать повод — всего-то переночевать с нею одну несчастную ночку! — а она уже ведет себя словно заправская жена, которой до всего есть дело: где был, с кем был, о чем разговаривали. И это — в момент, когда у нас еще браком не пахнет и никакой печати в паспорте не стоит! А если дать захомутать себя — представляю, что опять начнется! Как говорится, ни вздохнуть, ни пукнуть. Подумать только — полтора часа, как с Римкой расстались, а она уже звонит-проверяет!

— Да, я ужинаю в ресторане, — максимально холодно ответствовал я. Пусть соблюдает субординацию. То, что мы снова переспали, еще не дает ей права.

— Молодец, — усмехнулась Римка. — А я тружусь, связи наших фигурантов проверяю.

— Ты моя пчелка.

— Короче, я установила одно совпадение. Порецкий, как ты помнишь, лечился у психиатрички Бобылевой. А работает она в частной клинике «Лечсанупр».

— «Лечсанупр»? Что за странное название?

— Сразу видно, что ты, Синичкин, больной без большого стажа. «Лечсанупром», начиная с двадцать восьмого года прошлого века, называли элитное медицинское управление, в котором советские вожди лечились. Потом его в Четвертое управление Минздрава переименовали. То есть в нейминге такой отсыл, что у них медицина самого высокого класса.

— Я понимаю, дорогая, ты на мой возраст намекаешь — но тридцатые годы двадцатого века я все-таки не застал… Так что «Лечсанупр» и Бобылева?

— В той же самой клинике «Лечсанупре» трудилась и медсестра Мачникова!

— Вот как?! Так, может, они, Мачникова и горняк , там и познакомились?

— Немного не сходится. Порецкий лечился два года назад летом, а к прошлой зиме бывать там перестал. А Мачникова начала там работать шесть лет назад, а три года тому — уволилась.

— Значит, не совпадает.

— Но одна общая фигура их связывает — психиатриня Бобылева. И Порецкий, и Мачникова с ней были знакомы. Ладно, развлекайся. Я буду дальше фигурантов наших пробивать.

Я положил трубку. Моя сотрапезница даже, казалось, не заметила моего разговора — сидела, погруженная в собственные переживания. Потом со страстью проговорила:

— Я прошу вас, Павел: доведите мое дело до логического конца. Я верю вам, что мой отец пал жертвой, но он не может быть убийцей! Во всяком случае — обдуманным и хладнокровным убийцей. Он мог что-то несуразное совершить в состоянии аффекта. И если даже вы точно установите, что он кого-то преднамеренно лишил жизни, это означает лишь, что его запугали или чем-то опоили. Или заставили, загипнотизировали!.. Мой отец — честный, чистый человек! И я хочу, чтоб вы нашли, определили, вычислили кукловода! Того, кто за всем этим стоит! Продолжайте свою работу — на тех же условиях. Столько, сколько надо! Я буду финансировать ваши поиски, чтобы расставить все точки над i.