Оксана Обухова - Капкан из серебра с эмалью

В угловой комнате на первом этаже вспыхнул свет, майор предположил, что это помещение и занимает племяш.

Георгий Анастасович тяжело плюхнулся в скрипнувшее плетеное кресло и, снимая неприятное впечатление от родича, заговорил о дочерях:

— Я когда-то сына хотел. Но получились дочки. Такие умницы, красавицы, сейчас думаю: слава богу! Слава богу, что пошли в мою породу — учились, высшее образование получили. Анастасия сейчас в Москве живет, работает в банке. Кристина в Хосте троих детей воспитывает. Внуки — загляденье! Два мальчика и девочка — вылитая мать…

— А Сандро, значит, в другую породу пошел? Я имею в виду не сестру уважаемой Венеры Аристарховны, а ее мужа.

— В точку! — обрадованно кивнул Анастасович. И, обнаружив в госте понимающего человека, дал развернутую справку.

По паспорту Сандро был Александром Вахтанговичем Таришвили. Полным сиротой. Родители маленького Саши и одна из его бабушек погибли в автокатастрофе, когда мальцу было четыре года. Мальчика взяла на воспитание мама Венеры Аристарховны. Жалела, баловала…

— Упустили мы Сандро, — расстроенно покачивая головой, сетовал Покатутас. — Вино, танцы-шманцы, девушки…

Денег у сироты, как досадливо выразился грек, куры не клевали. Пожилые небедные родственники помирали один за другим, в наследство мальчику остались две квартиры в наиболее хлебных местах Большого Сочи и внушительное домовладение в Лазаревском, где позже выстроили отель на тридцать апартаментов. В том отеле у землевладельца Таришвили осталась приличная хлебная доля.

— Благодетель наш помог. Не то ощипали бы Сандро как липку.

Грек мотнул затылком назад, и Гущин, удивленно поглядев на тыловой забор «Эллады», поинтересовался:

— Что еще за благодетель?

— О! — Покатутас расцвел улыбкой, перегнулся через спинку кресла и показал рукой на дом, стоявший на склоне горы среди джунглей. — Виталий Дмитриевич, наш сосед. Это благодаря ему в нашем переулке дорога в отличном состоянии и газифицировали нас в первую очередь. И пляж, — Анастасович значительно поднял вверх указательный палец, — полностью не оттяпали, и дорожку к нему не перекрыли. — Хозяин «Эллады» мстительно поглядел на осветившиеся окна многоэтажного отеля. — Не то, понимаешь ли, по-тихому, когда строительство началось, дорогу перекопали, котлованом перегородили… вроде бы как потом, когда отстроимся, опять откроем. Но мы-то опытные, мы-то знаем — если перекрыли, потом уже не откроют. Забором территорию огородят, и наши гости в пятьсот метров крюк до моря будут делать! — Покатутас схватил бокал и показал его дому на склоне горы: — Здоровье Виталия Дмитриевича.

Майор тост поддержал, хлебнул «Метаксы». Возвращая бокал на стол, поинтересовался:

— Виталий Дмитриевич влиятельный человек?

— Дай Бог ему долгих лет жизни — в мэрии работал, но простых соседей никогда не забывал.

— Работал? А сейчас на пенсии?

— Да куда там пенсия. Молодой еще, — грек поднял глаза на свисающий с деревянного потолка белоснежный плафон, — так-так… его сыну Косте в прошлом году тридцатилетие отметили, а он родился, когда Виталию еще и девятнадцати не было…

— Сплетничаем, значит, да?

Покатутас отвел глаза от потолка: на террасу заходила Венера Аристарховна. Но недовольный тон мадам Покатутас был адресован не болтливости супруга, а значительно пониженной ватерлинии «Метаксы».

— Не сплетничаем, — ворчливо поправил жену хозяин личной Эллады. — А разговариваем с умным человеком о жизни. Станислав Петрович собирается писать о Сочи…

— Много он так напишет, — едва слышно буркнув, перебила тезка утренней звезды, и Стас запереживал, что быстро станет здесь персоной нон грата.

Но Покатутас лучше знал свою супругу. На столике возник пустой бокал, куда грек быстренько накапал коньяку.

— Садись, родная, посиди с мужчинами. Поддержи беседу, отдохни.

Венера Аристарховна не отказалась снять усталость. Слегка отведав коньячку, владелица и повар «Эллады» блаженно откинулась на удобную спинку плетеного кресла. Расслабленно вытянула ноги.

Вечер становился по-книжному томным. В кустах распевали голосистые цикады, легкий ветерок шевелил листву. Негромко скрипнула калитка, по широкой площадке поплыл сумеречный призрак.

Ощущение инферно женской фигуре подарил слегка фосфоресцирующий белоснежный наряд — трепещущая юбка в пол и широченная футболка.

Загорелые руки-ноги и голова на этом фоне терялись, создавалось впечатление, будто над плиточной площадкой парит безголовый призрак.

У Гущина невольно опустилась челюсть. Фигура женщины попала под свет низкого фонаря, свет ударил женщине под подбородок, и ее лицо приобрело совершенно фантастический, устрашающий вид. Когда-то в турпоходе, рассказывая сыну страшилки, Стас для пущего эффекта пристраивал у груди фонарик, и тени превращали его в типичнейшего вурдалака. Но в тот момент челюсть Гущина отпала вовсе не из-за впечатления, что по двору «Эллады» шагает женщина-вампир; едва фонарь осветил лицо, майор мгновенно опознал в ней Мыльникову.

Что греки, надо сказать, сделали гораздо раньше, узнав наряд вернувшейся москвички. Георгий Анастасович всплеснул руками и воскликнул:

— Мариночка, Марина, ну где ж вы пропадали?! Почему не предупредили? — Покатутас подорвался с места и побежал к запропастившейся постоялице. — Вам с работы звонили… какая-то Иванова…

Судя по тому, что медальный профиль Венеры Аристарховны приобрел отчетливо неприязненное выражение, о запропавшей гостье греки шибко волновались. Венера просто убивала взглядом загулявшую красотку. И не пошла ее встречать, доверив это мужу.

В кармане Гущина пискнул телефон, сообщая о поступлении сообщения. Стас быстро достал смартфон и прочел послание Медведева: «К дому подъехал джип, вышла женщина в белом. Кажется, это Мыльникова. Номер джипа не виден, но марка соответствует машине Абрамяна».

Гущина уже успели оповестить, что любовник Мыльниковой взял несколько отгулов, но его нигде не могут разыскать. Догадка: Марина где-то вместе с Артуром, похоже, оправдалась. Вторая догадка: у Мыльниковой разрядился телефон, и вскоре она снова появится в сети, — подтвердится чуть позже: едва войдя в номер, девушка наверняка поставит мобильник на зарядку.

Стас быстро набрал сообщение: «Если Мыльникова включит телефон, известите ее обо всем. Чуть позже я приду к ней в номер», отправил его Саше и бросил взгляд на поднимающегося по ступенькам террасы Покатутаса. Выражение облегчения чуть ли не выбивало у того слезу. И это чувство разделял с ним Гущин, в голове которого пульсировала мысль: старший лейтенант жива, жива!

И на ее руке блестел серебряный браслет.