Наталья Александрова - Веер княгини Юсуповой

– Ах да… ведь потом, когда он ушел, я под его столом футляр нашла.

– Футляр? – встрепенулась Надежда. – Какой футляр?

– Кожаный… старый такой.

– От чего футляр-то?

– Не знаю, – официантка пожала плечами. – Буковки на нем какие-то не наши, английские наверное. Я этот футляр сразу Алине Сергеевне отдала, она его положила в ящик, куда складывает все, что рассеянные клиенты забыли. Сами знаете, мало ли кто что ценное оставит, у нас ничего не пропадает…

Надежда оживилась.

– А вы не знаете, потом этот мужчина пришел за футляром?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Это уж вы у Алины Сергеевны спросите. Только я думаю, вряд ли он пришел. Уж больно старый был футляр, кому он нужен!

Надежда поблагодарила Лизу и отправилась к администратору.

Алина Сергеевна с кем-то разговаривала по телефону, делая одновременно записи в блокноте. Увидев Надежду, она чуть заметно поморщилась, прикрыла трубку ладонью и вполголоса проговорила:

– Извините, я занята!

– А мне вы и не нужны, – ответила Надежда Николаевна, изобразив на лице хищную улыбку. – Мне нужен ваш ящик… ну, это ваше бюро находок!

Алина вытащила из-под стола ящик, придвинула к Надежде и снова заговорила по телефону:

– Извините, я вас слушаю. Значит, два человека у вас веганы, один мусульманин, один не переносит глютена и еще у одного аллергия на арахис…

Надежда склонилась над ящиком. В нем было три или четыре мобильных телефона, одна массивная сережка с зеленым камнем, два складных зонтика, связка ключей, новенькое кожаное портмоне и кожаный, сильно потертый продолговатый футляр с вытисненными на нем мелкими золотистыми буквами. Несомненно, это был тот самый футляр, о котором говорила официантка Лиза. Надежда, не спрашивая разрешения, убрала в футляр в свою сумку. Алина Сергеевна по-прежнему разговаривала по телефону, да и вряд ли ей был нужен этот футляр. Кому он вообще нужен?

Вернувшись домой, Надежда Николаевна внимательно осмотрела свою добычу.

Футляр был, как уже сказано, из старой, сильно потертой кожи, внутри отделан синим бархатом. По форме Надежда догадалась, что это футляр от старинной лупы. Когда она трудилась в научно-исследовательском институте, в их отделе работал старый инженер Валентин Орестович, у которого была старинная немецкая лупа, доставшаяся ему еще от деда. И хранил он ее в таком же кожаном футляре.

Надежда прочитала на футляре мелкие золотые буковки: Carl Zeiss Jena. Ну да, знаменитая мастерская Карла Цейсса в Йене, одна из самых известных оптических фирм Германии, которая и в наши дни производит прекрасную оптику.

Ниже этой надписи была еще одна, покрупнее и более размашистая, и не на немецком, а на русском, но тоже тисненная золотом:

«Г. А. Штукенвассеръ».

Ага, скорее всего, это имя первого владельца лупы, который, судя по твердому знаку на конце фамилии, жил еще до революции.

Фамилия Штукенвассер показалась Надежде Николаевне смутно знакомой. Она включила компьютер, запустила поиск и почти сразу нашла учебник по сопротивлению материалов под редакцией профессора Александра Германовича Штукенвассера.

Так вот почему эта фамилия показалась ей знакомой! У них в институте именно по этому учебнику читали курс сопромата, и Надежда готовилась по нему к экзаменам. Должно быть, лупа, футляр от которой сейчас разглядывала Надежда, принадлежала отцу профессора. А может, и его деду. Вполне возможно, что его звали по семейной традиции Германом Александровичем…

Надежда снова запустила поиск по фамилии Штукенвассер, на этот раз более широкий. Все же эта фамилия не слишком распространенная, в отличие, скажем, от фамилий Иванов или даже Шульц. Скорее всего, все найденные Штукенвассеры были близкими или дальними родственниками.

Больше всего ссылок нашлось на того же профессора, крупного специалиста по теории сопротивления металлов. Профессор написал не один десяток книг и умер двадцать лет назад. Затем на исторической, так сказать, сцене появился его сын – Герман Александрович. Как и отец, он занимался академической наукой, но не сопротивлением материалов, а гидродинамикой и работал в приличном по тем временам институте имени профессора Попова.

Надежда нашла в Сети сайт института и обнаружила там сведения о преподавателях, среди которых был и Герман Александрович Штукенвассер.

Научные успехи у него были более скромные, чем у отца, – он защитил только кандидатскую диссертацию, выпустил единственный, не слишком популярный учебник и дослужился только до доцента. В этой должности и проработал до пенсии, на которую вышел несколько неожиданно, когда уже работал над докторской диссертацией.

«Ну что ж, – подумала Надежда, – возможно, доцент Штукенвассер переутомился и решил отдохнуть». Однако заслуженным отдыхом он наслаждался недолго, ибо через пять лет после выхода на пенсию скончался от обширного инфаркта.

У Германа Александровича был сын, которого, как нетрудно догадаться, звали Александром Германовичем. Этот отпрыск семейства Штукенвассер окончил тот же институт, в котором работал его отец, и даже по той же специальности.

«Все ясно, – решила Надежда. – Папочка пристроил сына на свою кафедру, чтобы обеспечить ему успешную научную карьеру». Когда сама Надежда училась в институте, у них на курсе тоже было несколько профессорских сынков. Избалованные бездельники, они учились через пень-колоду, не сомневаясь, что папино влияние обеспечит им и хорошие оценки, и благополучное трудоустройство после окончания института.

Однако вскоре произошли известные всем события – перестройка, развал академической системы, – и вчерашние мажоры оказались у разбитого корыта.

Так что Надежда ничуть не удивилась, узнав из Всемирной сети, что Александр Штукенвассер неожиданно бросил успешную научную карьеру и ушел из института, создав небольшую коммерческую фирму. Больше ее удивило другое: сопоставив даты, она выяснила, что Штукенвассер-старший ушел на пенсию в то же самое время, когда его сын покинул институт и занялся коммерцией.

В принципе, в этом не было ничего странного. Как только папа ушел со своего поста, Александр лишился его поддержки и решил сменить сферу деятельности… Но что-то здесь не складывалось. Чувствовалась какая-то нестыковка. Надежда не могла найти ничего конкретного, но ощущала эту нестыковку шестым чувством.

Покопавшись еще в Интернете, Надежда нашла архив институтской многотиражной газеты «Динамик», просмотрела номера за тот год, когда пресеклась академическая карьера обоих Штукенвассеров, и заметила нечто странное.

В течение года в газете было опубликовано несколько статей о профессорах и преподавателях, которые уходили на пенсию. Авторы этих статей в самых цветистых выражениях говорили о выдающихся заслугах старых преподавателей, об их огромном вкладе в научную славу института и о том, как оставшиеся сотрудники сожалеют о том, что больше не будут с ними работать. В общем, не более чем красивые слова, дань условности – но таковы правила хорошего тона. Об уходящих на пенсию, как об умерших, – только хорошее, и как можно больше.