Иван Черных - Генеральский гамбит [litres]

– Тихо, вы, полководцы! – остановил он спорящих. – Тоже нашли время и место для дискуссии. На службе о бабах говорят, а на вечеринке – о службе. Покажи лучше нам, Серега, свои новые трофеи.

Мигунов частенько хвастался по пьянке своими победами на женском фронте, показывал оставленные после любовных утех трусики или бюстгальтеры любовниц. На этот раз он почему-то смутился и заявил, что никаких новых трофеев не приобрел.

– Пойдемте лучше покурим, – предложил он.

И все кроме Андрея отправились на улицу.

Андрей не курил и остался в комнате. Включил было телевизор, но надоевшая реклама о тампексах и памперсах сразу отбила охоту смотреть передачу. Выключив телевизор, он вспомнил о предложении Захарова. Неужто наконец-то дошло до Сергея, что хвастаться любовными победами пошло. Но любопытство уже завладело им: не может быть, чтобы за последнее время никто из женщин не побывал у Сергея.

Андрей знал, что трофеи лежат в платяном шкафу на верхней полке. Открыл створку и чуть не ахнул: с краю, перед грудой шелковых исподников, лежала знакомая заколка. Заколка Жанны.

В голове зазвенело, будто кто-то саданул его сзади тяжелым, тупым предметом. Он захлопнул дверцу и, отойдя от шкафа, тяжело опустился на диван.

Жанна была здесь?! Верить не хотелось. Но таких заколок он ни у кого не видел… Вот почему смутился Сергей, когда его попросили… Снова, подонок, обошел его и здесь?… Вырвал должность, звание, а теперь и жену?!

В сердце будто впились острые когти и раздирали его на части. Сидеть больше Андрей не мог. Он встал, подошел к столу и налил себе почти полный фужер водки. Залпом осушил его и, не закусывая, пошел из комнаты вон. На улице сдержал себя, остановился у компании и, извинившись, что малость перебрал, потопал домой.

Жанна уже спала. Несмотря на то, что в голове плавали туман и неразбериха, а ноги еле держат его, он начал искать заколку. Что-то с грохотом упало. Проснулась Жанны. Спросила:

– Ты чего там ищешь?

– Ничего. Спи, – ответил он и, добравшись до дивана, не раздеваясь, грохнулся на него.

Но спал ли он? Все кружилось и вертелось в голове, раскручивая одну мысль за другой о страшной мести.

А утром, когда Жанна проснулась, в его душе бушевал такой гнев, что он не сдержался, схватил грешницу за волосы и заорал:

– Где твоя красивая заколка?!

Жанна растерялась, смотрела на него широко открытыми глазами и что-то невнятно мямлила.

– Где твоя заколка? – грозно повторил он вопрос.

– Не знаю. Потеряла где-то, – наконец собралась она с мыслями.

Дальнейших объяснений ему не требовалось. Злость и ненависть так сдавили сердце, что перехватило дыхание.

– Ты врешь, сука! Я знаю, где заколка… Я убью вас…

Хотелось вцепиться руками в точеную, без единой морщинки шею жены и сдавить до хруста. Но он сдержал себя. Нет, она заслуживает не такой быстрой смерти…

Три недели пролежал он в госпитале, мучимый не болью (нога и травма головы заживали быстро, как на собаке), а мыслями, что будет с ним, поверил ли ему Басаев и как собирается использовать русского перебежчика. Что он не поверил Андрею, было видно по его глазам и по тому, что в госпитале с него не спускали глаз. Длинноносая сестра, дежурившая через день, почти не выходила из его палаты, строя из себя этакую изголодавшую по мужчине вдовушку (муж якобы погиб в 96-м), готовая забраться к нему в постель. Вторая медсестра, старушка, была хитрее и опытнее, она все больше крутилась в коридоре. Частенько Андрея навещал и одноглазый. Теперь он разговаривал с ним более почтительно, чуть ли не набиваясь в друзья, готовый исполнить любые его просьбы; расспрашивал о семье, родителях и жене, берясь, если Андрей пожелает, сообщить им, что он жив и здоров. Андрей категорически отказывался от таких услуг.

А вот доктор, похоже, искренне сочувствовал ему и делал все, чтобы раны зажили быстрее. Но Андрей и ему не верил, ни с кем не откровенничал: уж коли самый близкий друг Сергей оказался лицемером и подлецом, чего ждать от остальных…

Наконец его выписали из госпиталя. За эти три недели он заметно похудел, у него отросли усы и бородка, что заметно изменило его внешность. Доктор, провожая его, сказал с улыбкой:

– Ну вот, вы теперь настоящий ваххабит.

Да, что-то в его чертах имелось от кавказцев. Жаль, что он языком пока не овладел, хотя за пребывание в госпитале кое-какие слова запомнил и научился улавливать смысл разговора иноверцев. Хотя теперь они уже не иноверцы, иноверцами стали его соотечественники. Но он не переживал за принятие новой веры, главное выжить, а там судьба подскажет, как быть…

Одноглазый привез его в горное селение. И по тому, что обитателями здесь были в основном военные, он понял, что это лагерь боевиков.

– Здесь ты примешь клятву на Коране, потренируешься и станешь воином ислама, – сказал одноглазый.

Андрея определили в отряд араба Умара, сподвижника Хаттаба, жестокого и до мозга костей солдафонистого командира, гонявшего подчиненных от темна до темна, тренируя рукопашному бою, стрельбе из всех видов оружия, обучая подрывному делу. Помимо этого четыре часа выделял на земляные работы: рыли подземные ходы, выезжали в горы для создания оборонительных укреплений, пещер на случай укрытия от ударов авиации. Здесь готовились для большой, длительной войны с Россией. «А наши командиры ни хрена об этом не знают», – не то с сожалением, не то с обидой подумал Андрей.

Вместе с боевиками на земляных работах трудилось немало пленных: русских, армян, белорусов и даже кавказцев, тех, кого взяли в заложники и за которых не выплатили выкуп. С ними обращались особенно жестоко, как с рабами: за малейшую провинность избивали до потери сознания, либо приканчивали тут же.

В отряде, который тренировал Умар, было три девушки, две украинки и одна чеченка: Люсия, Надия и Фатима. Люсия самая молодая, лет шестнадцати, но крепкая в кости и с уже раздавшимися бедрами. Вечерами ее обхаживали кавказцы. Она была неразборчива, цинична и не стеснялась торговаться с претендентами на свое тело.

Надия и Фатима постарше, лет по восемнадцать, но тоже шлюхи, торгующие собой. Правда, физиономии у них не отличались привлекательностью, и они не пользовались таким спросом, как Люсия, хотя и та была далеко не красавица.

Андрей на девиц не обращал внимания, а когда они, распознав в нем буку, стали приставать к нему со всякими глупыми шуточками, открыто выразил им свое презрение.

Одно вызывало в Андрее восхищение – выносливость девиц. Они вместе с мужчинами лазили по горам, бегали, прыгали через рвы, бросали гранаты, стреляли, копали. В общем, делали все, что входило в программу обучения. Всех троих готовили в снайперы, и на стрельбах они показывали завидную меткость: из тридцати возможных меньше двадцати пяти не выбивали.