Мария Воронова - Жертва первой ошибки

Действие спирта заканчивалось, и мир снова затягивала серая пелена, но мысль, что по-настоящему он убил Глашу еще двадцать лет назад, оставалась ясной, и боль от нее не давала ему дышать.

– Подождите, Сережа, сядьте, – Федор заставил себя улыбнуться, – я должен вам рассказать кое-что еще.

Усадив Егора за уроки, Ирина отправилась с младшим сыном на вечернюю прогулку с тем расчетом, чтобы Кирилл, возвращаясь с работы, поднял наверх коляску.

С утра лил по-осеннему скучный и мелкий дождь, но после обеда распогодилось, солнце ласково пригревало, и детская площадка оказалась забита мамочками с детьми, так что к любимым Володиным качелькам было не подступиться.

– Увы, мой друг, – вздохнула Ирина и направилась в соседний двор, где с качелями дело обстояло напряженно, зато имелись карусельки с рулем, от которых Егора когда-то было не оторвать. Но время летит, теперь он солидный человек, второклассник, детская площадка ниже его достоинства.

Не успела Ирина как следует погрустить о быстротечном времени, как перед ней вдруг возникла Гортензия Андреевна.

– Фух, Ирочка, насилу вас догнала! – едва отдышавшись, выпалила она.

Ирина предложила подняться наверх.

– Нет-нет, ни в коем случае, я специально так приехала, чтобы застать вас на прогулке с этим очаровательным молодым человеком. – Гортензия Андреевна наклонилась над коляской и протянула Володе палец, который тот в упоении пожал. – С визитами следует пока повременить, ибо я полностью, и даже много сверх того, удовлетворила вашу потребность в моем обществе, пока гостила у вас на даче.

– Что вы такое говорите! – искренне возмутилась Ирина. – Я вообще была бы счастлива, если бы мы всегда вместе жили.

– Спасибо. Это, разумеется, утопия, но, раз уж зашел разговор, я думаю, есть смысл прописать у меня Егора или вот этого юношу.

Ирина поморщилась.

– Дорогая, жизнь есть жизнь, и смерть из нее никак не выкинешь, сколько ни старайся. Вы молоды, у вас могут быть еще дети, и вообще история не знает примеров, чтобы лишние метры кому-то помешали. Но я приехала поговорить с вами не об этом.

– Слава богу!

Заговорщицки подмигнув, Гортензия Андреевна взяла ее под руку, и они медленно двинулись в соседний двор.

– Хочу сообщить вам радостную новость. Я вчера имела конфиденциальную встречу с Севой, в ходе которой выяснилось, что Витя на девяносто девять целых и девять десятых процента чист.

Ирина пожала плечами. Это и так было ясно, но, когда у тебя дети, ты даже одну десятую процента не имеешь права сбрасывать со счетов.

– Появились новые сведения, только, Ирочка, тссс! – Гортензия Андреевна прижала палец к губам. – Это тайна следствия, Сева доверил мне ее буквально под пытками.

– Так, может, и не надо…

– Поскольку я больше не сотрудница известного вам ведомства, а всего лишь свирепая учительница и выжившая из ума старуха, какой с меня спрос… Итак, слушайте: Макаров раскололся.

У Ирины чуть ноги не подкосились.

– Он что, и есть маньяк?

– Нет, но я бы, честно говоря, не расстроилась и даже не слишком удивилась. Какой-то он был холодный, отрешенный, будто не от мира сего.

– Правда? На мой взгляд, очень обходительный мужчина.

– На службе да, а в частной жизни… Хотя там жена такая, что не захочешь, а заморозишься. Но мы отвлеклись. Макаров признался в том, что, во‐первых, никакого маньяка он двадцать лет назад не вычислил, а схватил первого попавшегося алкаша с последней стадией цирроза, который согласился взять на себя вину и признаться, если его семье выделят приличное жилье в другом городе.

– О! – Ирина была потрясена услышанным.

– Но и это не главное! Суть в том, что нынешние убийства один в один повторяют почерк того преступника, так что с большой вероятностью можно предположить, что это один и тот же человек. Зейда же двадцать лет назад, я полагаю, был довольно крупным ребенком, но все же не мог задушить взрослую женщину.

– Хорошо бы это оказалось правдой! – воскликнула Ирина. И почувствовала, как в душе зашевелился червячок злорадства. Никаким, стало быть, Макаров не был гениальным сыщиком, а просто еще больший холуй и приспособленец, чем она думала о нем. С другой стороны, какая-то искра порядочности в нем все же сохранилась, раз Макаров пожертвовал своей репутацией ради успешного расследования.

– Все-таки совесть проснулась… – проговорила она.

– Ох, Ирочка, нашли третью жертву, – сообщила Гортензия Андреевна, – вот он и не выдержал, ведь это же совсем надо быть конченым человеком, чтобы в таких обстоятельствах молчать.

Ирина вздохнула. Значит, две жизни показались Макарову слишком низкой ценой за его безупречный образ, а между тем, заговори он раньше, третьей жертвы могло и не быть. Она на совести Федора Константиновича.

Благодаря его показаниям следственная группа совершила наконец то, что в принципе следовало сделать сразу, – разослала по всей стране запросы на предмет аналогичных преступлений за последние тридцать лет. Взяли с запасом, ведь макаровская серия убийств могла оказаться не первой в практике маньяка. Может, он рано начал, а природа одарила его крепким телосложением и несокрушимым здоровьем. Если найдутся схожие преступления, то это новые улики, да и география передвижений преступника серьезно поможет расследованию.

Ирина посадила Володю на карусельку. Диск из старых досок покосился, отсырел после дождя, и двигался вперед медленно, с большим трудом, протяжно и тоскливо скрипя, но Володе все равно нравилось, он бил кулачком по железному поручню и хохотал.

Гортензия Андреевна тоже засмеялась и стала помогать ей толкать колесо. Вдвоем дело пошло веселее, и вскоре они почти бежали.

Хорошо, если Витя ни при чем, впрочем, и без Макарова было ясно, что страхи ее глупые и надуманные. Выбрал странную тему для диссертации и попытался скрыться за именем научного руководителя? Испытывает нездоровый интерес к патологическим убийцам, а может, просто любит детективы и стесняется в этом признаться, и что с того? Обычные и вполне простительные человеческие слабости, ничего настораживающего в них нет.

А вот Макаров реально удивил – слил себя в унитаз ради успеха дела. Он умный человек, поднаторевший в аппаратных интригах, и прекрасно понимает, что его признание недолго останется оперативной информацией и тайной следствия. Очень скоро это все выйдет на поверхность в виде сплетен, а если преступника поймают, то в виде официального факта, и недоброжелатели получат такой могучий повод сожрать прокурора, что просто грех не воспользоваться.

Тут внезапное воспоминание заставило Ирину остановиться. Наконец она поняла, какая мысль тревожила ее все лето. До Кирилла она спала со своим женатым начальником, и тот сильно недолюбливал Макарова. Ирина заставляла себя думать, что он, как порядочный человек, презирает прокурора за бесконечные прогибы перед властями предержащими, но и тогда ей было ясно, что он завидует блестящей карьере Федора Константиновича и возмущается не его темными делишками, а тем, что сам не допущен в тот узкий круг избранных, где они совершаются. Когда Макарова утвердили в должности прокурора города, любовник пришел в неистовство и в сердцах рассказал Ирине, что дело, с которого начался карьерный взлет Федора, сфабриковано от начала и до конца хотя бы потому, что алкоголик в терминальной стадии уже не в силах никого задушить голыми руками, а тем более изощренным способом, и этого вопиющего несоответствия не заметили только потому, что не хотели замечать.