Ольга Карпович - Неуловимая наследница [litres]

Виталий заметно вытянулся, выпятил грудь. Ему явно доставляло удовольствие разыгрывать мачо-защитника при пугливых молоденьких девчонках.

– Может, – кивнул Виталий. – Клыки-то у него – во, прошьет насквозь – и охнуть не успеешь.

Он, резко дернувшись, просунул руку Оле под куртку, ущипнул ее за бок, и та звонко завизжала.

– Ой, не надо. Боюсь щекотки.

А Виталий довольно загоготал.

– Подруга твоя посмелее будет, – кивнул он на Машку. – Ладно, на первый раз встанем вдвоем на один номер. Только уговор – не визжать, не орать и под руку не говорить. Поняла?

– Поняла, – послушно закивала Оля. – А мне ружье дадут?

– Конечно, – хохотнул Виталий. – Зря я, что ли, тебя стрелять учил? Гляди только в меня не пальни по ошибке.

– Это она может, меткая наша, – подхватила веселье Машка. – Вспомните, в тире в первый раз чуть служителя не уложила.

– А-ха-ха-ха, – залился Виталий. – Да, это мощно было. Если б я ему баксухи не отслюнявил, вышибли бы вас, девчонки, взашей.

– Ну я же первый раз тогда оружие в руках держала, – обиженно протянула Оля и надула губы. – Потом же у меня лучше стало получаться.

– Это потому что учитель тебе отличный попался, – самодовольно заявил Виталий и втолкнул девчонок в дом.

В гостиной – просторной светлой комнате, где обшитые деревом стены увешаны были охотничьими трофеями, – охотникам поднесли по рюмке ледяной водки. Все сгрудились у стола, поднимали тосты за удачную охоту, смачно хрустели солеными огурцами. Кто-то с причмокиванием закусывал и хвалил грибочки особого посола.

– Может, пока наверх сходим? – интимно шепнул Оле на ухо Виталий. – Комнату посмотрим, мм? Проверим, что за кровать нам Михеич выделил на эту ночь? Вдруг узкая, не поместимся?

Оля улыбнулась, смущенно потупилась и прошептала:

– Давайте лучше после охоты. Так волнуюсь…

– Ладно-ладно, – миролюбиво согласился Виталий. – Ну что, мужики? Выходим? Или бухать сюда приехали?

– Загонная охота – это как рулетка, – объяснял Виталий, когда они с Олей расположились в лесу у приготовленного для них номера. – Стадо выскочит только на одного стрелка. В лучшем случае, если побежит вдоль линии охотников, двое-трое смогут выстрелить. А остальные впустую жопы себе проморозят.

Вокруг них топорщил заиндевевшие ветки густой кустарник. За ним светлела широкая просека, а дальше снова начинался лес, густой и темный. Именно оттуда загонщики должны были погнать вперед, на открытое пространство, вдоль которого затаились охотники, стадо кабанов.

Где-то вдалеке слышался глухой собачий лай. Остальных стрелков, рассредоточенных по лесу не менее чем в ста метрах друг от друга, было не видно. Только снежная белизна, перечеркнутая голубоватыми тенями, вымороженные до звона стволы деревьев и сплетение голых ветвей.

– Но уж если повезет, – продолжал толковать Виталий. Изрытая оспинами щека его подергивалась от предвкушения. – Тогда кабанятины наешься до отвала. И башку его в гостиной приколотишь, над камином. Ну, бери ружье, чего ты встала? – окликнул он Олю.

Та неловко ухватила промерзшими пальцами тяжелое охотничье ружье, вскинула.

– Ну не так же, – поморщился Виталий. – Учил тебя, учил.

Невидимые собаки залаяли громче. Слышно стало и улюлюканье загонщиков. А затем что-то тяжелое и неловкое затрещало в ветвях, застучало копытами по утоптанному снегу на просеке. Слева раздались уже первые сухие хлопки выстрелов. Кто-то вскрикнул с досады, видимо, промахнулся.

– Приклад в плечо упри, – рявкнул Виталий.

Его уже одолел охотничий азарт. Глаза загорелись, губы сжались в невидимую линию. Видно было, что ему сейчас не с руки возиться с Олей, когда зверь того и гляди пройдет мимо, лишив его возможности проявить себя. Должно быть, он уже пожалел, что согласился взять с собой бестолковую девчонку, с которой познакомился пару недель назад в боевом тире, куда она невесть как забрела с подружкой. И которая все эти пару недель крутила ему мозги, водила за нос и наконец внятно пообещала, что отдастся ему после охоты.

– Ай, черт! Откуда ты на мою голову, – раздраженно выплюнул он, отбросил собственное ружье на расстеленную на снегу полость, шагнул к Оле.

Та резко развернулась, и Виталий вздрогнул, обнаружив, что в грудь ему блестящее металлическое упирается дуло.

– Ну-ну, милая, это плохие шутки, – сдвинул бесцветные брови он. – Убери, не дай бог палец дрогнет.

– Не дрогнет, – ясно глядя ему в глаза, произнесла Оля.

Виталий еще не успел осознать ее ответа и поразиться перемене, наступившей в одно мгновение в недалекой, капризной, растяпистой юной красотке, которую привез с собой на охоту, как Оля четко выговорила:

– Привет от Фараона, – и плавно нажала на спуск.

Громыхнул выстрел, потонувший в десятке таких же ружейных выстрелов, раздававшихся теперь и справа, и слева. Виталий оторопело уставился на собственную защитного цвета куртку. На ней теперь зияла дыра с неровными вспоротыми краями, вокруг которой летал в зимнем воздухе невесомый пух. Потом ткань вокруг дыры окрасилась красным, потемнела. Но этого Виталий уже не увидел, потому что рухнул навзничь, окрасив свежий, хрустально-чистый снег алыми пятнами.

Несколько секунд он еще потерянно моргал, пытался сфокусировать стекленеющий взгляд. Увидел над собой Олю – очень бледную, но спокойную, невозмутимо вскидывающую ружье. Дуло теперь было нацелено ему в лицо. А затем снова грохнуло, и все затопила чернота.

В густом кустарнике, шагах в десяти от Оли, затрещало. Мелькнуло темное. Кто-то, ломая ветки, взрывая фонтанчики снега, мчался прямо на нее. Оля, насторожившись, вскинула ружье. Не хватало еще, чтобы на нее теперь, когда все удалось, вылетел вспугнутый кабан. Но это оказался не кабан, это Машка, раскрасневшаяся, в съехавшей набок шапке, ломилась к ней сквозь кусты.

– Ты… Ты… – только и сумела выдохнуть она, остановившись над распластанным на земле Виталием.

Узнать его теперь можно было только по одежде, вместо лица осталось кровавое месиво.

– Тебя кто-нибудь видел? – спросила Оля, вытирая ружье шарфом.

Перчатки она не снимала, но лучше было перестраховаться.

– Меня… Нет, я… Ты все-таки это сделала. Ты его грохнула, – трясущимися губами выговорила Машка.

– Конечно. – Оля бросила ружье рядом с убитым Виталием, зажмурилась на секунду, перевела дыхание, чтобы унять бешено колотящееся сердце, и так же спокойно продолжила: – Я же сразу тебе сказала, эта падаль сдохнет. Так же, как и все остальные. Теперь валим.

Машка, кажется, так до конца и не поверившая в Олины намерения, теперь выглядела так, будто в любую минуту могла хлопнуться в обморок. Губы у нее побелели, зрачки практически затопили радужку. Оле же казалось, что с первым выстрелом внутри у нее разлилась та же хрустальная морозная пустота, что царила в лесу до прихода охотников. Абсолютное ничто, чистое, гулкое и безмятежное.