Галина Романова - Позови ее по имени [litres]

И вдруг!..

И вдруг однажды августовским теплым днем он вышел из дома с дорожной сумкой. Из подъезда почему-то не вышел.

Она стояла у окна и караулила. Олег так и не вышел. Он почему-то потом – минут через десять – вошел обратно. С той же сумкой. Лицо бледное. Взгляд застывший.

– Что-то забыл? – Она стояла и смотрела на него.

Он замер у порога. Облокотился о дверь спиной. Глаза закрыты. Нос заострился.

– Нет. На этот раз все получилось, – произнес он после паузы. – Все получилось. Слушай, мать… Скоро в дом нагрянут менты. Будут задавать вопросы. Обо мне ни слова. В квартиру не пускай. Ничего не видела, ничего не слышала. Отмой вот это…

Он швырнул к ее ногам сумку.

Она безропотно подчинилась. Отмыла кровь с сумки, его полиэтиленового комбинезона, бахил, шапочки для душа, с топора. Отмыла и для надежности сунула сумку и весь полиэтилен в стиральную машинку.

Когда отмывала топор, давилась тошнотой, но не плакала. Сдерживалась. Ей нельзя было плакать. Это привлечет внимание полицейских. А они придут. В этом она была уверена…

В том, что они скоро опять придут, она была уверена тоже. Олега найдут. Это вопрос времени.

Надо было что-то решать. Что-то срочно решать. Надо было спасать сыночка. За то, что он сделал, ему грозит пожизненное.

Она бы с радостью взяла вину на себя! Даже не стала бы раздумывать. Но тот мальчишка, с которым Олег столкнулся в августе на лестнице! Он может все испортить. Хоть бы он все забыл! Пусть бы случилось так, что он не обратил внимания на Олега, который спускался из квартиры Нины.

Она походила по комнате. Застыла у окна.

Толстяк в очках закончил пробежку и теперь делал зарядку, пытался дотянуться кончиками пальцев до носков своих старых разношенных кроссовок.

«Вот никчемный человек», – подумала она.

Ни девушки у него, ни жены, ни детей. Страшненький, толстенький. А все одно – к чему-то стремится. Бегает. Пытается похудеть.

Чего же Олежек-то ее все по кривой да по кривой! Чего ему бы не жить, как все нормальные люди?

Толстяк неожиданно распрямился, глянул куда-то в сторону и тут же расплылся в довольной улыбке. И даже рукой кому-то помахал. Кому?

Беспокойство волнами затопило сердце.

Даша! Она приехала! Именно ей приветливо помахивал рукой ее толстый, некрасивый двоюродный брат.

Даша подошла к нему. Протянула руку.

Толстяк ее пожал и даже приложился губами к ее ладошке. Они о чем-то оживленно заговорили. Через минуту она обернулась себе за спину и кивком кого-то подозвала.

Двое в штатском. Они прошли мимо нее в подъезд, сделав вид, что незнакомы.

Идиоты, чуть не фыркнула она. Шифровальщики, мать их!

Толстяк пошел следом за ними, оставив Дашу одну. Она простояла в одиночестве недолго. Кому-то звонила. Трижды набирала, она за ней наблюдала. Говорила недолго. Не улыбалась. Спрятала телефон в карман коротенькой курточки, шагнула к подъезду и подняла взгляд на ее окна.

Не надо было быть чрезвычайно сообразительной, чтобы понять: Даша шла к ней…

Эта чертова баба-ищейка непременно на него выйдет. На что он надеется?! Один ее взгляд чего стоил! Пронзительный взгляд – пишут о таком. И она так таращилась, так таращилась, когда снимала с него показания. В ее глазах не было ни доверия, ни сочувствия. Протокольная машина, а не баба!

Не надо было возвращаться сюда. Уехал ведь. Сразу уехал, как все произошло. Попытался зажить нормально.

Да, пусть не так радостно, как прежде, но живой же. На свободе, что главное.

Да, городишко, в котором он остановился, дерьмо. Но зато там его никто не знает. И сам себя он ощущал там свободным и уважаемым. К нему так многие обращались по имени-отчеству. Протягивали руку при встрече. Он ощущал себя достойным, а совсем не отстойным, как любила называть его бывшая жена.

– Владик, ты такой отстой! – тянула она с выражением, вылезая из койки. – К доктору сходи, что ли. Ну нельзя же раз за разом так лажать!

Он ходил! Ходил к доктору. Тот снял с него штаны. Долго рассматривал и мял его достоинство. Назначил полное обследование, которое обошлось ему в двадцать тысяч. Призвал соблюдать строжайшую диету, что тоже было недешево. И в финале доктор признал его абсолютно здоровым.

– Все ваши проблемы, Владислав, в голове, – доктор выразительно постучал себя пальцем в висок. – Вам для начала следует избавиться от ваших комплексов. Но это уже не ко мне. Здесь должен поработать психолог. У меня вам больше делать нечего. Вы абсолютно здоровы…

К психологу он не пошел. Развелся с женой для начала, потому что знал: нельзя жить с женщиной, которая тебя постоянно унижает. К тому же она была свидетелем его постоянных неудач и совершенно не обладала тактом. Что с ней было ловить? Ничего уже не исправить.

– Ничего уже не исправить, – проговорил он вполголоса, рассматривая ворота своего гаража. – Ничего уже не исправить…

Так зачем он вернулся? Влад дотянулся до головы, положил ладонь на затылок, зажмурился на минуту.

Ему же здесь нечего было делать. Абсолютно! Он все оставил в прошлом. Он сдал свою квартиру на долгий срок. Договор валяется в папке в багажнике его машины. Он в двух местах аккуратно, чтобы не было заметно, заварил ворота своего гаража. От вандалов. Тут ведь кто только не бродит! А у него в гараже одного инструмента на полторы сотни тысяч. Хороший инструмент, дорогой. Вот он и подстраховался, ткнул электродом в районе петель замка и снизу. Ни один вор не догадается…

Господи! Кого он обманывает?! Какие воры?! Кто сюда полезет? Он же от полиции заварил ворота, разве нет?

Хорошо подумал, поразмышлял. Выходило, что санкцию на обыск этой глазастой майорше не даст никто. Значит, она попробует самостоятельно в его гараж проникнуть. Особенно когда узнает, что он уехал из города на неопределенное время.

Что ее могло сдерживать? Да ничего! Он не придет неожиданно, не застукает ее за противоправными действиями. Не предъявит ей обвинение в превышении служебных полномочий. Она могла возле его замков с отмычками хоть всю ночь сидеть. А вот когда ворота аккуратно заварены, хрен у нее что получится. Даже рассмотреть не выйдет. Если ночью. Днем можно, если поискать. Ночью – исключено.

Влад оглядел ворота. Все на месте. Все замки. Все «пломбы». Оставалось только достать из багажника портативный сварочный аппарат. Распломбировать вход, войти и…

А зачем ему туда? Что нового он там увидит? Там у него абсолютный порядок. Он все вымел, вымыл, вычистил. Наверху. В подвале – нет. Там могли остаться следы крови. Ее крови.

Он прислонился лбом к прохладному металлу гаражных ворот и неожиданно всхлипнул.

Как он мог?! Как он мог так поступить с ней?! Да – она была абсолютной дрянью. Беспринципной, гадкой, развратной. Ей было всего пятнадцать лет. Но она уже была опущена ниже плинтуса. Ей было не спастись! Ей было не выбраться из той ямы, в которую она с такой скоростью скатилась, обретя до срока прекрасные женские формы. Ее тело было совершенным, взрослым.