Анна Князева - Девушка из тихого омута [litres]

– Ранен? – Старуха припала к Олексе.

– Как не ранен… – Бронеслав подхватил князя половчее, чтобы взойти с ним на ступени. – Татары в лесу напали.

В сенях встретилась Устинья, жена князя Олексы. Увидев ее, княгиня запричитала:

– Горюшко у нас, Устя…

Устинья приказала:

– Несите князя на полати! [13] Внутренние покои на уровне второго этажа в составе княжеской резиденции.

Мужские крепкие ноги затопали по деревянной лестнице наверх. По этой лестнице ходил только князь и его семейство. Теперь было не до церемоний.

Ввалившись в ложницу [14] Спальня. , князя уложили в постель. В тот же миг Олекса открыл глаза и спросил:

– Где она?

– Устя! – Старая княгиня подтолкнула невестку. – Муж зовет!

Устинья подошла, но Олекса будто бы не увидел ее, повел глазами и остановил свой взгляд на окне с цветными заморскими стеклышками. Потом чуть слышно сказал:

– Уйдите все…

Княгиня прошептала Устинье:

– За лекарем пошли…

Та незаметно вышла. Бронеслав двинулся вперед и встал на колени:

– Позволь, княже, остаться при тебе.

– Останься, – кивнул Олекса. – Но остальных прогони.

Сгрудившись у двери, все быстро вышли.

– Дверь притвори. – Князь пожелал встать, но, охнув, опустился на место.

Бронеслав затворил дверь и вернулся к нему. Олекса спросил:

– Ты меня нашел?

– Еще – Досифей, Степан и Вавила.

– Наши все перебиты?

– На поляне в лесу полегли. Тебя, княже, по следам в снегу отыскали в глубине леса, в избушке.

– В избу заходил?

– Ты сам вышел навстречу. Меч поднял, да, видать, сил не осталось. Упал как подкошенный.

– Крови много потерял… Кого еще видел?

– Окромя тебя – никого. Со снега подхватили, на Кудряша, и – дай Боже ходу.

– Избенку ту запомнил?

– Сложена в лапу [15] Вид сруба. из необтесанных бревен.

– Не о том я! – повысил голос Олекса. – Дорогу, если надо, найдешь?

– Кто ж его знает… – засомневался Бронеслав. – Стоит она в глубине леса, между болотами.

– Болота теперь мерзлые.

– А я разве что говорю? Ежели велишь – отыщу.

– Потом… – Князь устало прикрыл глаза.

В палаты вошла Устинья:

– Лекарь прибыл…

Варвара подняла голову и оглядела убогое нутро избушки. В очаге булькала похлебка, у окна на лавке дремал старик-травник.

Она опустила ноги с лежанки, ступила на разбросанную по земляному полу солому и попыталась подняться, но встала только с третьего раза. Согнувшись, как старуха, одернула полотняную рубаху и отыскала свои порты, которые висели у печки. Там же был ее кожаный шлем. Она нашла сапоги и, сев на лавку, начала одеваться. Каждое движение давалось ей с трудом и отдавалось болью в груди.

Варвара замерла, когда заметила, что за окном кто-то есть. Потом подошла ближе и сквозь мутный бычий пузырь увидела белую лошадь. Схватив тулуп старика, она вышла на улицу и уткнулась в лошадиную морду:

– Юрок… Юрок, как же ты меня отыскал?

Конь жалобно фыркнул и опустил голову. Вцепившись в гриву, Варвара буквально заползла на него: закинула одну ногу и на мгновенье потеряла сознание, однако в седле удержалась. Усевшись крепче, припала к гриве коня и тронула поводья:

– Домой, Юрок… Вези меня домой.

Наутро Олекса почувствовал себя лучше и, когда жена подала ему в постель кулебяку с семгой и сорочинскую пшенную кашу с изюмом, почувствовал голод. Глядя, как он ест, Устинья подала ему ковш с киселем:

– Поговорил бы ты с Бронеславом…

– С чего это?

– Жох [16] Пройдоха. долгоносый! Ни одной девки мимо не пропустит. Одной колечко посулит, другой монисто серебряное. Девки – дуры, долго не упираются, поплачут опосля, да и дело с концом. А то и зачинают блудить да бегать к волховным жонкам плод выводить. Хорошо, что не топиться в Ильмень-озере со стыда.

– Вот до чего дошло… – проронил князь.

– Ну так что?

– Ваше дело – женское. Наше – мужское.

– Не станешь с ним говорить?

– Рубаху чистую дай!

Устинья резко встала, открыла кованый сундук и достала белую рубаху с шитьем.

Князь Олекса встал и, забрав рубаху, походя обнял жену. Она круто вывернулась и направилась к двери.

– Ну поговорю, поговорю! – крикнул он вслед. – Вели, чтобы умыться принесли!

Вскорости пришла девка с лоханью, полной воды. Князь умылся, вытерся льняным рушником и надел чистую рубаху. Подпоясался плетеным кушаком, обулся и спустился по лестнице в сени. Там велел, чтобы приготовили лошадей и позвали к нему Бронеслава.

Явившись к князю, Бронеслав спросил:

– Не рано ли поднялся?

Олекса сердито буркнул:

– Тебя не касается. Опять напакостил?

– С девками? – Бронеслав отвел в сторону хитрый взгляд. – Устинья пожаловалась?

– Еще раз прослышу – не обессудь. – Он вспомнил слова жены. – Жох долгоносый! В моем дворе гадишь.

– Прости меня, княже…

– Бог простит. Теперь о делах. Посадника Елферия Данилыча видел?

– Как не видел, сам сюда приезжал.

– Что сказывал? Собрали выкуп на Орду?

– В Изборске и в Пскове все собрано. Теперь собирают по новгородским дворам. Обоз скоро тронется.

– В немецком торговом двору что? Дали что ай нет?

– Рухлядь негодящую. Заваль всякую: порченое, гнилое да лежалое. С немца взятки гладки. Одной рукой подаст, другой заберет.

Олекса скрипнул зубами:

– Немецкий купец в своем дворе спокойно живет. Никто его не притесняет. Амбары от добра ломятся. Сами не дадут, по принужденью возьмем. О братьях наших, что в татарской неволе томятся, немец не думает. Завтра поезжай на Прусскую улицу к старшине Ниренштедту. Три дня даю, чтобы снарядили возы с выкупом. По одному от каждого купца. И чтоб сукна положили, и шкур, и меда, и полотна, и ржи, и пшеницы. Так и передай: в возах сам буду проверять. Коли найду шкуру гнилую или прелую пшеницу – не поздоровится. – Князь хлопнул по коленям и встал. – А сейчас – собирайся!

– Куда? – спросил Бронеслав.

– Избушку ту разыскать надобно.

– Дорога неблизкая. Выдержишь ли?

– Во мне не сомневайся. О себе лучше подумай.

Князь вышел во двор, к нему подвели Кудряша, он забрался в седло.

– Куда?! – На крыльцо вышла мать. – Больной ведь еще!

– Скоро вернусь! – крикнул князь и, махнув рукой Бронеславу, приказал: – Айда за мной.

Через минуту оба всадника скрылись за поворотом, и за ними плотно затворили ворота княжьих хором.

До избушки Олекса и Бронеслав добрались к концу дня, когда низкое солнце протянуло тени деревьев и в лесу стало темнеть. Измученный дорогой Олекса сполз с Кудряша и, прихрамывая, направился к двери. Открыл ее и, пригнувшись, вошел. Первый брошенный взгляд не обнаружил на лежанке то, что искал князь. Заметив старого травника, Олекса грозно спросил: