Ольга Гаврилина - Самый обычный день

Это было такое тяжелое время для Патриции! Ненависть, ярость и отчаянная безвыходность смешались в ее маленькой головке: «Я не нужна никому! Никто не вспомнит обо мне, даже если я завтра умру! А может, это и есть выход – умереть…»

Мать часто посылала дочерей к фонтану за питьевой водой, но сестра раздражала Патрицию своим кудахтаньем, и она старалась уйти одна. Подставив ладошку под тугую ледяную струю, она смотрела, как брызги, искрясь и играя на солнце, отскакивают, разбиваясь о руку, и маленькими брильянтиками падают обратно в чашу фонтана. Наполнив пластмассовые бутылки, ставила их в тень и шла через сад к мельнице, останавливалась по дороге, срывала матовые виноградные грозди, бросала в рот по одной ягоде, с хрустом давила зубами, впитывая винно-сладкую вязкость. Заглядывала в цементный канал, где тогда еще шумела вода, любовалась корявой дикой яблоней, возвышавшейся сбоку от виноградника и, как ни странно, еще не спиленной. Обнимала одинокое дерево, поглаживая шершавую кору, шептала горькие безнадежные слова: «Я совсем одна, как и ты… не могу так больше, не могу… да и тебя скоро срубят, и мне совсем не с кем будет поговорить… но что делать, что?..»

Однажды, в последний раз посмотрев на старую яблоню, решилась – развязала поясок на сарафане, обвила вокруг толстой ветки, приладила узел и просунула было голову. И тут услышала отчетливый звук приближающихся шагов. Еле успела освободиться из петли и даже отскочить.

– Привет! Так это ты бутылки у фонтана оставила? – перед Патрицией стоял Вальтер Мота, друг отчима и известный в районе охотник.

– Да, – Патриция сделала шаг в сторону от дерева, оставив поясок безвольно болтаться на суку, но, по-видимому, Вальтер уже догадался обо всем.

– Давай мне руку, и пошли отсюда, – строго сказал он ей, ни о чем не спрашивая, и крепко взял ее за локоть.

Патриция вдруг обмякла, ноги не слушались, горло сдавил внезапный спазм, а глаза наполнились слезами.

– Ничего, ничего! – обнял ее Вальтер. – Все пройдет, все пройдет.

Она недолюбливала этого друга отчима – ей совсем не нравилось, когда он хвалился своими охотничьими подвигами, показывая фотографии убитых животных. А как-то даже притащил двух уток с болтающимися головами и перепончатыми красными лапами, и мать заставила их с сестрой ощипывать мертвых птиц, чего Патриция не забудет никогда-никогда! А как он смотрел на нее и Манолу, когда они чуть было не подрались из-за того, кому мыть посуду, и уже начали толкать друг друга. Злясь и сопя, стукнувшаяся головой об косяк Патриция так заехала Маноле в пах, что та, охнув, скрючилась, а Патриция отпрыгнула к дивану, где как раз и сидел Вальтер, который и не думал их разнимать.

– Ну и чего вы остановились? – проговорил он и вытащил Патрицию из-за угла, поставив ее напротив Манолы, как на ринге.

– А тебе чего надо? Ты чего подстрекаешь? – перевела на него свой гнев Манола.

– Отпусти! – вывернулась из его рук Патриция. – Без тебя разберемся!

– Что здесь происходит?! – в комнату вошел отчим, Вальтер тут же вернулся к дивану.

Патриция никогда не понимала этого странного поведения охотника, но теперь, забыв обо всем, она уткнулась носом в пропахшую грубым потом рубаху Вальтера Моты, комок в горле распался на кусочки и вышел освобождающими слезами. Не отпуская ее руки, Вальтер довел ее до дома, сдал матери и рассказал, что произошло.

После того случая она поставила себе целью выйти замуж и оставить наконец свой дом. Полностью занятая поисками жениха, она даже забыла об одиночестве.

Атилио подвернулся очень быстро. С незаметной простой внешностью, не особо богатый, но совсем не это беспокоило Патрицию, хотя и не хотелось прозябать в бедности. Забота и обожание – вот что светилось в глазах Атилио, смотрящих на Патрицию, и именно этого внимания и мужской опеки не хватало ей, чтобы окончательно покончить со своими страхами.

Никого из родных, кроме сестры, не было на ее свадьбе – отец уехал на заработки на север Италии, а мать Патриция не пригласила.

Манола, накрашенная так, что глаза казались двумя черными дырами, а губы занимали оставшиеся пол-лица, затянутая в кремовое противно шуршащее платье, складки которого на талии особенно выделялись, изображала нелепую карикатуру на саму Патрицию. Прохаживаясь между столиками с закусками, оттопырив мизинец, она подносила бокал с шампанским к малиновому рту и откровенно рассматривала гостей. «Надо же, и мэр приехал! А вон и семья Соати! Уж никак не думала, что Стивали с ними так близко знакомы! Вроде и не слыли богатыми, а такую свадьбу отгрохали! И как только Патриция разглядела этого Атилио! Ведь совсем невзрачный. Повезло сестренке…»

– Привет! – прервал ее размышления высокий загорелый мужчина. – Ну, вот и породнились мы, значит. Ты мне теперь кто? Невестка или свояченица?

– А, так ты – брат Атилио, Валерио! – догадалась Манола и тут же томно повела глазами, прогнулась, как смогла, и отклячила зад. Платье неприятно зашуршало.

Он не обратил на ее телодвижения никакого внимания.

– Давай за жениха и невесту! – и чокнулся с Манолой.

«А Валерио-то совсем ничего! – прикидывала Манола. – Внешне поинтереснее Атилио будет, и как это его Патриция упустила! Или он женат уже? Надо бы разузнать».

Распахнулись двухстворчатые двери, всех пригласили в зал, гости плавно начали перетекать к сервированным столам.

– Увидимся еще, – быстро проговорил Валерио и отошел к темноволосой женщине.

«Вот, что и требовалось доказать, – жена, наверное, или сожительница, – расстроилась Манола, уже наметившая Валерио себе в жертву. – Ну ничего, ничего, мужчин здесь много, да и праздновать только начали», – и она закрутила головой, как галка на заборе. Помимо всего ее сильно терзало то, что младшая – Патриция первая вышла замуж, и, чувствуя себя в какой-то мере униженной, Манола пыталась наверстать упущенное.

Не успела Манола найти карточку со своим именем и усесться на указанное место, как заиграла музыка и на широкой мраморной лестнице показались жених и невеста.

– Поприветствуем новую семью Стивали! Атилио и Патрицию! – крикнул ведущий в микрофон, стараясь перекрыть оркестр.

Патриция, поразительно похорошевшая, в кипенно-белом платье, струящемся мерцающими складками, и длинной ниспадающей фате, придававшей ее лицу необыкновенную чистоту и нетронутость, притягивала взоры. Атилио стоял невидимой тенью. Они двинулись вниз по лестнице, и плывущие шаги Патриции, ее чарующее тело, взмахи ее рук превратились в сексуальный танец и полностью заворожили присутствующих.

– Вот это да! Черт побери! – восхищенно произнесли рядом.

Манола повернулась – брат Атилио Валерио смотрел с сумрачным восторгом и только что не вытирал слюни.