Арина Тарелкина - Убийство как по маслу

– Слушай, вот никогда бы не подумал, что такие страсти кипят. Ну, о чем речь – пирожные да тортики.

– Только очень дорогие. Это бизнес, друг мой Макс, причем очень прибыльный, если с умом подойти. Не нефтяной, конечно, и не наркотический – врать не буду, но вполне солидный и невероятно конкурентный.

– И что? Даже убить из-за него могут?

– Ну, нет, – я рассмеялась, – подожди, колбаски достану, а то переварятся. Так, – шумовка нырнула в бурлящую воду и подцепила первую. Дождалась, пока вода перестанет капать, и отпустила пленницу в уже хорошо разогретое масло. То возмущенно фыркнуло и непременно обожгло меня, если бы не защитный экран, который я держала наготове. Маслу это не понравилось. Оно вскипело: шипело, скворчало, рвалось наружу. Аккуратно приоткрыв сетчатую крышку, закинула ему еще пару колбасок. Встретили их недружелюбно – обдали жаром, принялись румянить бока.

– О чем мы с тобой? Ах да… Убить, – я задумчиво откинула прядь со лба. – Нет, не настолько все же наш бизнес опасен. Вот «облить грязью», пустить дезу, натравить хейтеров – это всегда пожалуйста. Как говорится, с превеликим удовольствием. Даром что на публике все лапочки и милашки. И все же это максимум, на который девчонки способны. А ты почему спрашиваешь?

– Ни почему. Так просто.

– Ясно. Ну что, готов к немецко-чешскому ужину?

Макс потянул носом:

– Давно готов! Слюной уже захлебнулся. Такой аромат!

– Надеюсь, и вкус не хуже.

– Даже не сомневаюсь!

В тот день съемки закончились позже обычного, к моему вящему неудовольствию.

– Ален, ну как так-то?! Почему я должна переплачивать за чужие косяки? Вы что, не могли проверить маскарпоне?

– Арин, ну, как его проверишь? Срок годности же нормальный!

– А то ты не знаешь, что это один из самых капризных в хранении сыров. Мало чтобы срок был нормальным, нужно еще смотреть на свежесть. Чем больше времени он провел в магазине, тем выше вероятность нарушения условий хранения. И тогда получится то, что и получилось, – крем свернется, придется все переделывать, а это дополнительная работа и расходы.

– Арин, ну, и на старуху бывает проруха. В первый раз такое. Будем знать.

– Такое, да, впервые, зато другое бывало – у нас что ни день, то косяк и ошибки!

– Потому что это рабочий процесс. Тут не может быть все гладко!

– А я настаиваю, что может и должно! Если так себя каждый раз оправдывать, знаешь что будет?

– Что?

– Ничего хорошего – вот что. И хватит мне зубы заговаривать.

– Я и не…

– Ален, ты можешь замолчать первой, а? Ну, дай мне пар выпустить, и я успокоюсь. Поразительная способность доводить скандал до предела.

– Ничего я не… Все-все, – поймав мой взгляд, помощница подняла руки вверх. – Все, – повторила она. – Замолкаю.

Разделявшая нас разница в возрасте была не той, о которой говорят «да она тебе в дочки годится», и тем не менее мне нередко приходилось чувствовать себя матерью упрямого подростка. Если Алена «закусывала удила», остановиться уже не могла – спорила до посинения, любой ценой выбивая себе право на последнее слово. Я же не считала нужным уступать по праву старшинства – возрастного и субординационного. Из-за этого между нами порой кипели нешуточные страсти. Вот как сегодня, когда девице справедливо досталось за плохую организацию съемочного процесса. Вернее, это по моему мнению справедливо, у Алены на этот счет имелось иное мнение.

– Все! Выдохнули. Можешь оставить меня одну?

Мы спорили в студии, ругались всю обратную дорогу, но дома, следуя установленному когда-то незыблемому правилу, разошлись по разным углам, словно боксеры после раунда. Это жилище и без того помнило немало семейных сцен. Порой мне казалось, что их отрицательная энергетика буквально витает в воздухе – усиливать ее очень не хотелось. И все же Аленка не удержалась – уходя в свою комнату, громко хлопнула дверью. Ну, чистый подросток!

Оказавшись в одиночестве, я скинула туфли, размяла уставшие в плену пальцы, неторопливо переоделась в домашний халат, насладилась его шелковым прикосновением, опустилась в кресло-качалку, прикрыла глаза, посидела в тишине минут десять, слушая дыхание. Очистила сознание от любых мыслей. Некоторые из них еще трепыхались где-то на краю, пытаясь привлечь внимание, но тщетно. «Потом, – сказала я им, – все потом». Сейчас есть только я и настоящий момент – простая практика, не раз выручавшая меня в годы жизни с Владом. Если бы не медитация, не знаю, как бы я вообще их вынесла. И хотя сегодня, по сравнению с теми временами, моя жизнь – «фруктовый кефир», привычку свою не оставила.

Очистив голову от лишних мыслей и мусорных переживаний, достала из ящика стола записную книжку Тихона. С некоторых пор – мое главное развлечение. Кто-то кроссворды отгадывает, кто-то ребусы, а я бьюсь над зашифрованными записями садовника.

02.09.2018 94918012 – 2000

03.09.2018 69915032 – 500

02.10.2018 49802119 – 2500

03.10.2018 91690525 – 500

02.11.2018 94918012 – 2000

03.11.2018 69915032 – 500

02.12.2018 49802119 – 2500

03.12.2018 91690525 – 500

02.01.2019 94918012 – 2500

03.01.2019 69915032 – 500

02.02.2019 49802119 – 2500

03.02.2019 91690525 – 500

16.02.2019 84910067 – 5000

03.03.2019 91690525 – 500

02.03.2019 94918012 – 2500

03.04.2019 69915032 – 500

02.04.2019 49802119 – 2500

Ну, положим, с первым столбиком все ясно. Это даты. Можно предположить, что тогда последний – суммы платежей. Как вариант, хотя и не факт. Но что означает центральный столбик? Вначале я предположила, что порядковые номера букв в алфавите, – но получилась абракадабра. Тогда я вернулась в опечатанную сторожку Тихона, аккуратно сняла пломбу и обыскала весь дом сверху донизу в поисках ключа. Куда там! Даже ни одной завалящей книжки не нашлось, ни одного лишнего клочка бумаги. Чисто, как в операционной.

Я крутила цифры и так и эдак – ничего. Предположила, что так Тихон обозначал тех, кто платил ему деньги. Согласно списку, всего их было трое. Двое платили регулярно, один отметился единожды. А вот узнать имена этих людей не представлялось возможным. Если мои догадки вообще верны, а то возможно, это просто магическое заклинание на удачу – что-то типа знаменитого Симорона. С Тихого Тихона станется.

– Арин, можно? – В дверном проеме показалась Аленина голова.

Вопреки обыкновению, в этот раз прятать записи я не стала. Сейчас приняла бы помощь самого черта, не говоря о любимой помощнице.

Но та не обратила внимания на записи.

– Арин, я извиниться. Ну, прости, – подруга обошла кресло и обняла меня сзади за шею. – Понимаю, что перегнула палку, но и ты была не права.

Я рассмеялась – в этом она вся. Вот вроде и просит прощения, но с оговорками.

– И ты меня прости. Мир?

– Мир! Чем занимаешься? – Алена наконец-то заметила лежащий на столе листок.