Арина Тарелкина - Убийство как по маслу

Впрочем, на такую красоту смотреть можно сколько угодно – не надоест.

Особняк достался мне от мужа. Кому-то могло показаться, будто трехэтажная громадина крупновата для бездетной пары, но только не Владу. И не потому, что он планировал обзавестись целым выводком детей (как раз наоборот), а потому, что эго моего ныне покойного супруга с трудом даже в этом дворце помещалось, и когда речь шла о его удовлетворении, все остальные вопросы отходили на второй план. Владу было все равно, во сколько нам встанет ежемесячное содержание недвижимости. Его не интересовал ни размер налогов, ни неизбежные и регулярные траты на текущий и капитальный, плановый и экстренный ремонты.

После смерти мужа я хотела избавиться от дома и купить себе хибарку попроще, но выяснилось, что подобные особняки – совершеннейший неликвид, продать их можно исключительно за копейки – слишком уж много души и своего представления о прекрасном вложил хозяин в родовое гнездо. Больно уж нестандартным оно оказалось. Интерьеры с лепниной и золотыми барельефами могли понравиться лишь таким же повернутым на себе эгоцентрикам и, хотя недостатка в них на просторах русских не наблюдалось, юродивые с деньгами предпочитали воплощать в жизнь свои сумасшедшие фантазии, а не оплачивать чужие.

«Сломав» штук пять риелторов и дав себе обещание построить домик в Италии и туда перебраться, я в итоге успокоилась. С той поры уж немало лет минуло, а озеро Комо так меня и не дождалось. Благо прочие наши соотечественники так густо его заселили, что сегодня русская речь звучит на берегах водной жемчужины куда чаще итальянской.

Со временем мне удалось примириться и с массивными львами в холле, и с «фамильными гербами» в гостиной, и даже со златовласыми купидонами в ванной. А зеркальный потолок так и вовсе удалось полюбить. Благодаря этому чуду дизайнерской мысли ни одна ямка целлюлита не коснется моих бедер, ведь стоит только намеку на жирок появиться на теле, как к тем пятнадцати километрам, что я пробегаю каждое утро, прибавляются еще пять, а фруктовый салат на ужин заменяет вода с лимонным соком. И все – несколько дней в таком режиме, и мне снова сверху соблазнительно улыбается восхитительная женщина, жир на талии которой даже не ночевал.

Итак, меня уже больше не смущали ни массивные колонны, подпирающие балкон на линии второго этажа, ни героического вида атланты, удерживающие своды холла, ни огромная люстра, одна способная поднять всю экономику Чехии. Во всяком случае, подозреваю, производитель хрусталя вполне мог приобрести на вырученные с ее продажи деньги домик (домище) в предместьях Парижа.

Мебель в стиле Людовика XIV или пятнадцатого (я как-то в Людовиках не сильна), ковры ручной работы, стоимость которых намекает, что в их производстве как минимум Тереза Мэй участвовала, антикварный хрусталь и фарфор – со всем этим я со временем свыклась и даже приучила себя к мысли, что люблю.

Единственным, что вызывало у меня тоску и боль, лишало временами сна и покоя и заставляло вжимать голову в плечи, по-прежнему оставалась библиотека. Размером и содержанием сопоставимая, если не превосходящая, книгохранилища старинных английских замков, она наводила тоску своей ненужностью, невостребованностью, нетронутостью.

По моему глубокому убеждению, в доме книг должна кипеть жизнь, а не гулять ветер. Впрочем, мою даже легкий сквозняк не трогал. И все же всякий раз, когда я заходила туда, чтобы отыскать тот или иной кулинарный альбом, по спине бежал холодок. Я даже не могла сравнить библиотеку с кладбищем, ведь на погосте хотя бы перешептываются ветвями деревья и щебечут птицы. Ну, и цыгане ходят.

В моем же хранилище книг всегда царит мертвецкая тишина. Хотела сказать, как в морге, но и там больше жизни. В конце концов, покойников патологоанатомы навещают.

Влад читать не любил. Он, в принципе, чужое мнение не уважал и с ним никогда не считался. «Скажи, чему меня научат твои писатели?» – говаривал, бывало, он, пускаясь в пространные рассуждения о том, что большинство классических авторов своей биографией доказали, что не имеют права считаться моральными авторитетами. «Толстой этот ваш. Про семейные ценности писал, морализатор хренов, а сам жене направо и налево изменял. Попил из нее кровушки, что тот Дракула. А Достоевский?! Христианские ценности, бла-бла-бла, а сам игрок заядлый. Про Есенина с Маяковским и говорить нечего – пробы ставить негде».

Но особенно Влада возмущал Набоков. «Сама подумай. Лолита – это гимн педофилии. Сегодня за такое сажают. И правильно делают. А вы читаете, восхищаетесь, фильмы снимаете».

Кто были те таинственные «мы», я предпочитала не уточнять. И вообще не спорить – чревато.

Итак, литературу мой покойный ныне супруг не любил, но книги в доме держал. В огромном количестве. Противоречия в этом не видел. Просто раз по канонам классического дизайна в интерьере должна быть библиотека, значит, пусть будет. Самая большая и лучшая.

Я же испытывала практически физическую боль, проходя мимо этого кладбища человеческой мысли. Ладно антиквариат. Его корешков хоть когда-то касались руки людей. Тонкий нож разрезал страницы, чьи-то пальцы загибали уголки, карандаш подчеркивал строчки для запоминания. Но ведь, помимо солидных старых матрон, в нашей библиотеке полно книг-девственниц. Тех, кто так ни разу и не был раскрыт даже на первой странице. Да, конечно, время от времени представители клининговой компании вытряхивали из них пыль, бесцеремонно проходились по позолоте витиеватых букв метелкой или пылесосом, но разве это считается?

С другой стороны, что тут можно поделать? Мне не под силу изменить ситуацию – увы, я просто физически не могла уделить время каждому фолианту, ограничивалась самыми любимыми и необходимыми. К первым относились произведения Остин и Чехова, ко вторым Похлебкина и Белоцерковской.

Не могла я и избавиться от библиотеки. Сами посудите, как это сделать? Сжечь книги? Отдать в дар тем, кто в них нуждается? Покажите мне таких людей – с удовольствием посмотрю на тех, кто кушать не может, так мечтает прочесть полное собрание сочинений Ницше, Канта, Пруста и Кафки. Причем в оригинале. Да и за Достоевским с Толстым, давайте честно, очередь из желающих не выстроится. Районная библиотека попросту не вместит такое количество книг. Площадей не хватит, да и там великие произведения наверняка будут скучать в одиночестве.

Смириться и забить тоже не очень получалось. Я, конечно, задвинула мысли о проблеме на задворки сознания, но все равно, всякий раз, идя мимо книгохранилища, физически ощущаю сжимающееся в тоске сердце. Мне иногда даже слышится укоризненный шелест страниц и перешептывание скучающих без читателя героев.