Эдуард Хруцкий - Место преступления - Москва

— Ну что же, я жалеть его не буду.

Вот и все.

Сегодняшний налет был третьим за последние полтора месяца. И все они были удивительно похожи. Ночной звонок в квартирах, где муж находился в заграничной командировке… Значит, наводка… А пока… Пока остается только ресторан.

Архангельское — своеобразное место. Собирались в нем удачливые, "деловые”, защищенные от превратностей судьбы родственными связями людишки. Непростой это был ресторан. Здесь сын крупнейшего руководителя гулял с жуликами — начальниками цехов, элегантные мошенники пили с известными кинорежиссерами. Приезжали сюда и власть имущие попить в компаниях молоденьких девочек. Непростой это был ресторан. Непростой. Защищенный от любых посягательств круговой порукой и телефонным правом. Без всякого желания Игорь ехал в Архангельское. Он слишком хорошо помнил, как они повязали там Женьку Славутского по кличке Черный, подозревавшегося в наводке на квартиру.

В той квартире жили известный журналист-международник, его жена и бабушка жены. Бывшая жена крупнейшего русского банкира. Сестры ее находились в родстве со шведской королевской фамилией, имели огромные вклады в банках, кстати, у самой же старушки Манус тоже были деньги в Швейцарии.

Но деньги эти спокойно лежали в банке под неусыпной охраной швейцарской спецслужбы. В Москве же Нина Сергеевна Манус располагала уникальным "собранием” драгоценных камней, вправленных в кольца, браслеты, диадемы, ожерелья, кулоны и т. д.

Короче, ее нашли в ванной связанную. Грабители пытали ее электротоком, сердце не выдержало.

Старуха оказалась твердой. Пронеся свои сокровища через чекистские экспроприации, соблазн торгсинов, военное лихолетье, она совершенно не собиралась отдавать их нынешним налетчикам.

Так и умерла, упокоя свою тайну.

Когда они с начальником отдела полковником Комаровым приехали на Бережковскую набережную, то увидели разбитую квартиру. Налетчики торопились, поэтому ломали все, но так и не догадались открыть шкафчик в ванной, отодвинуть заднюю стенку. Там, прямо в бетонной кладке старого дома, и был вмонтирован сейф.

Приехавший по вызову милиции зять-международник немедленно отверг любые подозрения милиции в отношении людей, посещавших дом.

А Игорь, несмотря на возмущенные возгласы внучки банкира и зятя-международника, все же настоял на проверке окружения. Когда он начал устанавливать людей, занесенных в списки, то даже битые муровские оперы удивились.

Некто, числившийся в списке как полковник КГБ, оказался шофером такси. Тот, кто назывался министром, человек осанистый, владелец шикарной дачи в Раздорах, роскошного "мерседеса” с шофером, оказался трижды судимым мошенником, ныне занимающимся подпольными делами.

Крутился в этой компании и Женька Славутский, выдававший себя за кинорежиссера из Молдавии. При задержании у Славутского отобрали сафьяновое удостоверение с золотым тиснением ”Молдова-фильм” и членский билет Союза кинематографистов, в который он никогда не вступал, да и просто не мог вступить.

По всему выходило, что именно Женька навел на квартиру. Игорь уже начал подходы отрабатывать. Внезапно дело передали в министерство. А через неделю Игорь увидел Славутского у кафе ’’Националь”. Женька весело, как доброму знакомому, помахал ему рукой.

И вот опять Архангельское. И тут Игорь вспомнил, что в ресторане поет Толя Балин, друг его одноклассника Женьки Звонкова.

Корнеев позвонил Жене и попросил его поговорить с Балиным.

— Ладно, — ответил Женя, — поговорю, если застану его дома.

На повороте к Архангельскому стоял инспектор ГАИ с запрещающе поднятым жезлом.

Водитель притормозил, и, открыв дверь, Корнеев спросил:

— В чем дело, инспектор?

Старший лейтенант молча показал жезлом на внутреннюю дверь ресторана.

Там стояли сияющая на солнце ”Чайка”, несколько ”Волг” и среди них одна с антенной и вполне знакомым Корнееву номером.

— Делегацию принимают? — поинтересовался он.

— Начальство, — неопределенно ответил инспектор, но жезл опустил: свои ребята, с милицейской полосой.

Машина подъехала к ресторану. Корнеев вышел. На дверях висела табличка ”Спецобслуживание”.

Швейцар, больше похожий на адмирала, замахал руками за двойным стеклом дверей.

Он беззвучно шевелил губами и жестикулировал, словно актер немого кино.

Корнеев усмехнулся и пошел к черному ходу. Но у ворот во дворе сидел еще один, до безобразия благополучный вахтер в сизой офицерской шинели.

— Куда?

Он растопырил руки, закрывая проход. Корнеев достал удостоверение.

— Милиция.

Руки начали опускаться, образовав некую щель, куда и протиснулся Корнеев. Он поднялся по лестнице мимо буфета, у стойки которого стояли двое в тренировочных костюмах, и вошел в зал.

Зал был пуст. Только в углу за столом сидели человек десять в темных костюмах.

Но тем не менее музыканты были на месте. На ходу дожевывая, они шли к эстраде.

— А где Толик? — спросил Корнеев коренастого бородатого паренька.

К эстраде подходил худощавый высокий парень в светлых джинсах, темной рубашке.

— Толик, — позвал бородатый, — к тебе пришли.

— Вы ко мне?

— Вы Балин Анатолий?

— Да.

— Я из МУРа.

Корнеев достал удостоверение.

— Слушаю вас.

— Вы не могли бы проехать со мной?

— В Москву?

— Да.

— С удовольствием, а обратно как? У меня работа с семи. Это сегодня нас на сверхурочную вызвали.

— Постараюсь организовать.

— Я только администратора предупрежу.

Толик скрылся в узкой двери, а через минуту появился с человеком в темном костюме.

Он что-то говорил, показывая на него. Внимательно выслушав, администратор пересек зал, подошел к столу, почтительно склонился.

Игорь увидел, как человек, сидевший к нему спиной, встал и направился к эстраде.

— Вы, кажется, Корнеев, — подошел он к Игорю.

— Да.

— Вы меня знаете?

— Так точно. Вы заместитель начальника ГУВД Громов.

— Прекрасно. Это облегчит нашу беседу. Зачем вам певец?

— Вы имеете в виду Балина?

— Именно.

— Мне надо с ним поговорить.

— Это срочно?

— Да.

— Поговорите завтра.

— Но, товарищ полковник…

— Никаких но, Корнеев. Я сказал завтра. Вы что, не понимаете, для кого он будет сейчас петь?

— Нет. Он мне необходим срочно как свидетель.

— Идите, Корнеев, и чем быстрее вы уйдете отсюда, тем вам легче будет дальше служить.

Громов говорил преувеличенно громко, стараясь, чтобы его услышали за столом. Ну и, конечно, администратор, с нескрываемым удовольствием наблюдавший эту сцену.

За столом услышали, обернулись на голос. И только в этот момент Громов начальственно усталой походкой возвратился на свое место.