Елизавета Бута - Давай ограбим банк

— Что же ты не звонишь своему спасителю? — нагибается ко мне Джереми Флемми. Он выглядит совершенно счастливым. — Ты же понимаешь, что мы будем продолжать, пока он не появится? Это называется психологическая реконструкция. Ты будешь переживать худшие моменты своей жизни до тех пор, пока не изменишься. Пока что-нибудь не изменится и кто-нибудь не появится. Марко подковал, кстати, — поясняет он.

Вижу на той стороне перрона какое-то движение. Интересно, это то, что я думаю, или просто оцепление? Черт. Нужно было подобрать линзы получше.

«Хотите увидеть Микки? Приезжайте на станцию метро Buch. Сейчас» — нажимаю «отправить».

В сообщении указываю следующую за этой станцию метро и рассылаю его по всем контактам журналистов, которые только накопала вчера в интернете. Пытаюсь подняться. В той стороне уже человек пять. Не могу никого разглядеть. Одна фигура отделяется. Если бы я снимала кино, сейчас бы играла очень жесткая музыка. Микки. Сейчас я вижу, что это он.

— Опустите оружие и поднимите руки вверх, — раздается из того конца платформы.

Микки. Волосы его мокрые от дождя. Лицо посерело. Он смотрит на Джереми. Поднимает руки вверх. Обе. Сведенные вместе. Черт. Он целится в него. В Микки целятся человек семь. Это те, кого я вижу. Слышу шум приближающегося поезда. Поездам абсолютно все равно то, что происходит на платформе. Это не переход. Здесь все можно изменить. Достаточно лишь вовремя попасть в вагон. Я кидаюсь на Микки и валю его с ног. Оглушительный звук выстрела. Удар, куда-то в лопатку. Мы в десяти сантиметрах от открытых дверей поезда. Еще секунд тридцать от силы. Почему тут так тихо?

— В вагон, черт, — хриплю я. Не знаю, почему хриплю.

Микки продолжает сжимать пистолет в руке. Он втаскивает меня и буквально сваливает в вагон. В самый последний момент он успевает. Мы в вагоне.

— Нам на следующей, — кашляю я и с удивлением понимаю, что на моих руках кровь. Плечо.

— Может, до конечной? — спрашивает он и гладит меня по волосам. — Только попробуй сейчас потерять сознание, слышишь?

Я лежу, распластавшись, на полу вагон. Моя голова на коленях Микки. Весь пол в крови. Вроде бы в вагоне есть еще кто-то, но возможно, мне кажется.

— Выходим сейчас, — кашляю я. — Тебе нужен фургон «Треш-Тв».

Да. В меня кто-то выстрелил. Боль уже грозит взорваться где-то в районе грудной клетки. И учитывая ситуацию… Без шансов. Ему нужен фургон «Треш-Тв». Только ему.

— Нам нужен, поняла, нам нужен! — орет он.

В мои планы не входило самоубийство. Оно не исключалось, но в отдаленном будущем. Честно. С другой стороны, это весьма эффектная смерть. Вагон полностью устлан разводами крови. Ее подтеки как паутина. Я умираю на руках человека, пытавшегося меня защитить. Играет очень тяжелая музыка. Ее потом можно будет наложить. Это отличный финал, правда? Не хватает слез и прощаний. Просто от станции до станции пять минут. Не успеем. А так вообще эффектно.

Поезд замедляет ход. Микки озирается по сторонам и пытается поднять меня.

— Ты уверена, что нужно выходить здесь? — спрашивает он.

— Абсолютно, — хриплю я и пытаюсь встать.

— Даже не надейся, — говорит он и берет меня на руки.

На платформе человек сорок. Все с фотоаппаратами и микрофонами. Прошло минут пятнадцать с того момента, как я разослала эти смс-ки по репортерам и редакциям, но им и ехать долго не пришлось. От полицейского участка до этой станции как раз пять минут на машине.

Микки идет к выходу. Он поднимается по лестнице со мной на руках. Это трата его времени. Здесь полно полиции, но нас от нее защищает плотное кольцо из репортеров. Они — наш живой щит.

Прямо перед выходом со станции стоит несколько машин журналистов. В том числе и заветный логотип «Треш-Тв». Надеюсь, канал послал сюда Виктора.

— …И нам абсолютно невыгодно, чтобы вас поймали, — говорит кто-то, чьего лица я не вижу. — Да закидывай ее и залезай.

Микки с трудом забирается в минивэн и осторожно опускает меня на пол.

За окном остаются и полиция, и репортеры.

— У тебя есть пистолет? — спрашивает чей-то голос. Пытаюсь сфокусировать взгляд, но ничего не вижу. Только тени.

— Есть, — говорит Микки.

— Патроны дать? — спрашивает он.

— Зачем? — спрашивает Микки.

— Ты ж в заложники меня берешь. Добровольно не поеду, — говорит водитель. Минивэн уже давно куда-то едет, так что фраза либо глупая, либо смешная. Да, по-моему, это шутка.

— В больницу езжай! — орет он.

— В больницу нельзя…

— Ей должны помочь, — орет Микки и вскакивает на ноги. Его джинсы в страшных черных разводах крови, перемешанной с грязью и пылью в равных пропорциях. Радует только то, что, по-моему, я все-таки не умираю. Половину тела буквально выжигает боль, но в остальном я почти здраво рассуждаю.

— Не в больницу, — кашляю я.

Водитель оборачивается, и я вижу его лицо. Виктор.

— Я так и знала, что это ты, — хриплю я.

— Я себе почти карьеру сделал на тебе, — расплывается в улыбке Виктор. Он такой же лохматый, как и раньше, — У тебя глаза розовые, это… — он реально пугается моего вида.

— Это линзы, — поясняю я.

— Тебе не идут, — ежится Виктор.

Микки присаживается на пол фургона и осторожно подтаскивает меня к себе. Никогда так не делайте с человеком, в которого стреляли. Возможно, это романтично или эффектно, но дико больно. Говорю с точки зрения человека, в которого стреляли.

— У какой страны нет договора о выдаче преступников с Германией? — спрашивает Виктор.

— У Мексики? — спрашиваю я.

— Точно. Гони в Мексику.

— Мы в Европе, — уточняет Микки.

— И что? — не понимает Виктор.

— До Мексики далековато, — на полном серьезе поясняет Микки.

Проверяем по навигатору. До Мексики, правда, далековато.

Микки

Вам смешно, да? Ей тоже. Смерть — это вообще уникальное явление. Единственное в своем роде. Принимать в ней участие намного проще, чем быть наблюдателем. Сейчас на моих руках лежит голова последнего живого человека в моем мире. Ее длинные, перепутанные волосы скрывают лицо. Все вокруг в крови. Самого последнего, слышите? Я уже дважды испытывал это. В первый раз я попытался убить себя. Во второй — я ограбил банк. Вы представляете, что я сделаю, если она не выживет? Лучше не представлять.

Ее кожа бледнеет. Она кашляет и задыхается. Нужно срочно в больницу, но этот Виктор отказывается меня слышать. Будь психом, и люди будут делать то, что им говорят. Мое правило не срабатывает. В этом минивэне все психи.

— Я сказал, ей нужно в больницу! — ору я.

— Посмотри в боковое зеркало, — спокойно говорит он. Перевожу взгляд. В зеркале виднеется несколько полицейских машин.

— Я такое реалити не пропущу, — честно говорит этот Виктор и вдавливает в пол педаль газа.