Елизавета Бута - Давай ограбим банк

— Не видел.

— Зря, я вчера весь вечер смотрел. Лучше любого боевика. Они просто ворвались в здание и перестреляли всех.

— А что в этом крутого? — раздражаюсь я.

— В смысле?

— Что крутого в том, чтобы перестрелять всех? Мы хотя бы деньги зарабатываем.

— Ну, так это… просмотры. Правда, их уже поймали, они ничего не успели заработать, зато последние дни в лучах славы проведут, — тушуется несчастный парень.

— Мне пора, — бросаю я и иду к Верене. Парень что-то кричит вслед, но он настолько меня взбесил, что я не слышу его.

— Ну как? — спрашивает Виктор.

— Все отлично, поехали к бару, — говорю я и обнимаю Верену.

Конечная станция метро. Где-то на окраине южного Бостона. Рядом набережная, на которой мы и располагаемся вместе со своими ноутбуками и планшетами. В Европе набережная — это самое туристическое место. Здесь все совсем по-другому. По ту сторону реки нагромождение небоскребов, а здесь — бетон, вода, склон и палатка с корн-догами [8] Корн-дог (англ. corn dog — букв. «кукурузная собака») — сосиска, которая покрывается толстым слоем теста из кукурузной муки и жарится в горячем масле. Корн-дог — это аналог сосиски в тесте или хот-дога. Почти всегда подаются на деревянной палочке, хотя некоторые ранние версии не имели палочек. . Если пройти чуть дальше, наткнешься на пару кафе, а здесь вообще ничего нет. Впрочем, wi-fi есть, и нас это устраивает.

— Лет десять назад эта набережная была главным местом встреч здешней мафии, — говорит Ленц.

— Так себе здесь, однако, мафия, — отвечает Стивен.

Спустя два часа все готово. Верена и Ленц нашли всех парней с того видео и пригласили в бар на углу, рядом с подземным переходом. Одному прислали флаер с информацией о бесплатном пиве в этот день. Другого Верена пригласила на свидание. Третий обещал прийти на трансляцию футбольного матча, ну и бесплатное пиво его тоже привлекло. С четвертым все оказалось сложнее. Его жена не отпускала. Пришлось создать общую беседу, и он повелся. Пятого они сами пригласили. Оставшиеся часы пьем пиво из бумажных пакетов и пытаемся придумать, чем будем заниматься дальше. Сходимся на том, что будем снимать рекламу. У нас вообще-то неплохо это и так получалось, но теперь все будет по-серьезному. Мы все хотим в это верить.

Я рисую город. С каждым часом становится все темнее, и рисунок кажется все более мрачным. Когда заканчиваю, города на бумаге практически не видно.

— Хочется сделать что-нибудь американское, — говорит вдруг Ленц.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Верена.

— Не знаю. Чизбургеров поесть, в ток-шоу поучаствовать. Я завтра в Париж улетаю, хочу почувствовать дух Америки.

— Почему в Париж?

— А почему бы и нет? — пожимает плечами Ленц. — Там продают одну очень редкую бабочку.

— В буквальном смысле, или ты говоришь о проститутках? — спрашиваю я.

— Это же Ленц, конечно в буквальном, — говорит Верена. — Нам пора.

По дороге с набережной проходим мимо чьего-то частного дома. Там какое-то дикое количество людей собралось на заднем дворе. Они жарят барбекю и веселятся. Дети бегают, стреляют друг в друга из водяных пистолетов, толстый мужик, по виду итальянец, рассказывает что-то собравшимся вокруг мужчинам. Две женщины лежат на шезлонгах. Два парня и девушка помладше подходят к толстому мужику и просят о чем-то. Тот смеется и отходит в сторону. Девушка достает какой-то прутик и сует его в барбекю.

— Что это они делают? — спрашивает Верена.

— Зефир жарят. Никогда не понимал этой традиции, — говорит Стивен.

— Это ведь вполне по-американски, да? — спрашивает Верена у Ленца.

— Даже слишком, — говорит он.

Они проходят вперед, а я, как полный идиот, продолжаю смотреть на то, как это бывает, когда все хорошо. Как никогда не будет у меня. Когда подхожу к машине, вижу на капоте открытый набор отверток. Верена протягивает мне одну.

— Не понял, — говорю я.

— Что-то американское, — поясняет она и сует мне пакет с маршмеллоу. Этого зефира у нас пожизненный запас. Равно как кроссовок, газировки и сигарет Black Apple с дешевым виски. Спасибо рекламе.

— И как это делается? — спрашивает Виктор. Он с подозрением рассматривает зефир и отвертку.

Стивен с еще более скептическим видом показывает. Добавляя при этом, что это дикая гадость и самая мерзкая американская традиция в мире. Он насаживает белый кусок зефира на отвертку, чиркает зажигалкой и поджигает зефир снизу. Огонь тут же занимается. В воздухе появляется запах жженого сахара. Пламя шипит, фыркает и аккуратно обхватывает зефир со всех сторон. Спустя пару мгновений пламя стихает и на отвертке теперь обугленный комок чего-то несимпатичного.

— Это едят? — с подозрением спрашивает Ленц.

— Попробуй, — предлагает Стивен.

Виктор берет с отвертки зефир.

— Это реально вкусно! — говорит Ленц.

По мне так белая и сладкая гадость под обугленной коркой — не самая вкусная вещь, но наблюдать за тем, как горит этот несчастный кусок зефира можно бесконечно. Со стороны пять человек с горящими отвертками в руках, видимо, выглядят странно.

— Девять вечера. Давай, рок-звезда, твой выход, — говорит Виктор.

Выпиваю полбутылки дешевого виски и захожу в бар. Флемми пойдет по тому переходу через сорок минут. Сегодня пятница. Рядом живут его родители, с которыми он ужинает сегодня. Естественно, будет пить. Он бы мог потом вызвать такси, но не с новой игрушкой. Той, которую ему подарила Луиза.

— Всем выпить за мой счет, — машу я бармену. Одобрительный вой парней у барной стойки. Они как раз обсуждали, что никакого бесплатного пива сегодня нет. Флаеры оказались чьей-то злой шуткой.

— И кому такое в голову прийти могло? — пожимаю я плечами и чокаюсь с новыми знакомыми.

— А ты откуда? Я тебя здесь никогда не видел, — спрашивает короткостриженый парень. Он опирается на стойку, и я вижу татуировку на его руке.

— Мою сестру один парень обидел, хочу разобраться, — говорю я. По-моему, звучит очень в духе гангстерского кино. В реальной жизни так никто не разговаривает.

— Что сделал?

Через двадцать минут разговора все пятеро идут со мной разбираться. Когда вижу, что с нами увязался еще один парень лет шестнадцати на вид, такого вообще сюда пускать не должны, останавливаю его.

— Посторожи лучше столик здесь, — говорю я. Парень противится, но остальные поддерживают меня. Мол, это для взрослых.

Толпа пьяных отморозков вваливается в переход как раз в тот момент, когда на другой его стороне появляется Джереми Флемми.

— Это он, — тихо говорю я.

Больше ничего делать не нужно. Я оглядываюсь и вижу Верену. Она стоит в углу, возле стены. Иду к ней. Теперь мне остается только держать Верену. Мы стоим по углам перехода. Я с Вереной в одном углу, Виктор Стивен и Ленц — в другом. Места съемки. Верена держит камеру, а я держу ее. Мне кажется, так можно прожить жизнь. Она будет держать камеру, а я ее. Если ради этого нужно убивать, я буду убивать. По-моему, это нормально. Хотя есть подозрение, что уголовное право здесь будет не на моей стороне. Ее нужно держать. И защищать. Всегда. Иногда от нее же самой. Мне почему-то вдруг хочется, чтобы вместо камеры была дочь. Представляете, да? Маленькая такая девочка в платье принцессы и с глазами, в которых написано «Пошел ты». Бывают же детские линзы, да? Или нет?