Ольга Гаврилина - Несемейное счастье

В первый раз он взял ее здесь же в казарме в субботу вечером.

Все уже разошлись по домам, когда Людовика появилась у него в кабинете и с юношеской развязностью заявила:

– Я знаю, что ты меня хочешь!

Он сразу понял, что преподавательский тон здесь не поможет.

– А пошла-ка ты в…

– Уверен?

– Вон, я сказал! – заорал Паролизи, собрав в кулак всю свою волю.

Она не только не обиделась, но, еще больше возбудившись от этой грубости, приблизилась к Паролизи и, нагло ухмыляясь, не отводя от него порочного взгляда, начала расстегивать гимнастерку.

Это стало воплощением его мечтаний: грубая материя солдатской формы раскрылась и под ней оказалась немыслимая, невозможно-восхитительная женская грудь.

Сдерживаясь из последних сил, он обошел Людовику и замер у двери. Луч заходящего солнца ровной полоской лежал на полу, указывая ему дорогу к выходу. Остановившись, он подумал ровно одну минуту и резко захлопнул дверь.

Уверенная в себе, она чуть вздрогнула, но так и не повернулась.

И тогда, подойдя к ней сзади, он обхватил ее, и впитывая ладонями гладкую кожу, положил руки на долгожданную грудь. Она тут же подалась назад, задрав юбку и прогнувшись, бесстыдно раздвинула ноги. Он взял ее по-звериному жестко, не разворачивая и не глядя ей в лицо. Она ходила под его руками, стонала от необузданного желания, исступленно царапая ногтями стену, оставляла борозды на белой штукатурке.

Эти отметины на стене напоминали то пережитое чувство опасной неукротимой страсти и не давали ему покоя настолько, что он переставил стол, чтобы сидеть лицом к окну и не видеть этих вмятин. Входившие удивлялись перемещению, а он отшучивался: «Глаза бы мои на вас не глядели, вот буду на улицу смотреть».

Людовика имела твердый характер и зачастую была строптива, но, видимо, понимая, что подмять под себя Паролизи это из области фантазий, тихо ненавидела Меланью.

Они продолжали встречаться урывками, и Паролизи не спешил прекращать связь, уверенный, что скоро ему все наскучит и так. Единственное, что его бесило – постоянные расспросы солдатессы о его семейной жизни и откровенные претензии на место Меланьи, которую она называла не иначе, как «твоя наседка», за что неоднократно получала пощечины от Паролизи. От них она, объятая ревностью и гневом, возбуждалась неимоверно, что поначалу здорово занимало Паоло, но постепенно даже эти бурные ссоры, переходящие в неистовые ласки, начали ему приедаться.

Настоящие проверенные друзья остались в военной части Сиракузы, а здесь Паролизи, отягощенный семейными узами и родителями жены, обзавелся только приятелями, одним из которых был майор Франко. Временами майор был чем-то необъяснимо неприятен Паролизи, чему Паоло старался не придавать значения, но в остальном он был вполне простецким, без затей, громогласным и полноватым, и, как подозревал Паоло, тайно влюбленным в Меланью. Паоло это устраивало на все сто. Франко был давно разведен и, став своим в семье Паролизи, все выходные проводил у них дома и неуклюже флиртовал с Меланьей. Она же, полностью поглощенная маленькой дочкой, не замечала настойчивых ухаживаний майора, толкущегося с ней на кухне, а только густо краснела от армейских анекдотов, рассказанных Франко, чем приводила его в необычайный восторг.

«И почему так везет этому накачанному борову Паролизи?» – думал майор Франко, глядя на тугой узел на затылке Меланьи, в который она укладывала волосы, когда готовила на кухне, и который доводил его до полного умопомрачения. «Такая красивая, а главное, спокойная жена!» – Он вспомнил свою «бывшую», которая не могла усидеть ни одного вечера дома и постоянно таскала его по дискотекам и ресторанам.

«А хозяйка какая! А мать! Паролизи этого совсем не ценит! Мотается в «найт»-клуб, как будто у него семьи нет. Вот бы мне такую женщину!» – И он представлял, как распускает упругий блестящий узел на голове Меланьи, и волосы черной волной падают ей на плечи и грудь, закрывая лицо, а он медленно отводит пряди от губ и впивается в их пухлую красноту.

«Уж я бы не поперся ни в какие «найты» и оставил в покое всех остальных женщин! Уж я бы сидел дома!»

С трудом приходя в себя, пытаясь успокоить дыхание, он не сводил пристального взгляда с Меланьи.

Обычно, когда Франко приходил в гости, Паролизи устраивался перед телевизором на мягком диване и, глядя, как здоровые мужики гоняют по полю надутый кусок полиуретана, потягивал легкое пиво с солеными оливками и прислушивался к грохоту на кухне: вот с лязгом поскакала по полу зубастая ложка для спагетти, которую не удержал майор, передавая Меланье, значит, первое уже на подходе [7] Первым блюдом в Италии считается паста. ; вот он вызвался нарезать хлеб, и круглый каравай покатился, шурша твердой коркой, по половой плитке, выскочив из неловких рук военного; а вот шкворчит и пузырится на плите соус, к которому Меланья не подпускает Франко и на пушечный выстрел, значит, соус можно есть спокойно.

– Эй! Когда обед? А то Барбара уже скоро проснется!

– Садись, несу! – В дверях появлялась Меланья с глубоким блюдом, полным дымящихся спагетти, рядом стоял майор, держа в руках ложку.

После обеда не спеша пили кофе на просторном балконе и отдыхали. Меланья называла такой отдых «поиграть в удавчика». Часто ходили гулять с Барбарой в парк и почти перестали ездить в Рим.

Паролизи изнывал от скуки, а на игры с дочкой, которые хотя бы как-то спасали его и уводили в далекий и безоблачный мир детства, Меланья накладывала ограничения. Она ревностно относилась к обязанностям матери и почему-то считала, что развитие дочки должно проходить под ее чутким руководством.

Душа Паоло рвалась на Сицилию, к армейским друзьям, к военной дисциплине, к тяжелым походам и настоящим опасностям.

Подъезжая к клубу, Лола увидела очень удачно припаркованную «Тойоту» Даны. В глаза она не бросалась, но стояла так, что были видны все, кто использовал служебный и главный входы. Плотно прижавшись к бамперу ее автомобиля, Лола втиснулась туда же, между деревьями, полностью закрыв Дане выезд: «Ничего страшного, все равно уезжать будем вместе».

– Давай скорее! – замахала рукой Дана.

Лола быстро перебралась к ней в машину, где на заднем сиденье уже расположился Стефано.

– Когда клуб открывается?

– Через полчаса, но на работу начинают собираться уже сейчас. Мне удалось пообщаться с хозяином, и он разрешил поснимать в гримерных.

– Молодец! Но будет лучше, если мы поймаем девушек на улице перед входом, думаю, вне работы они будут спокойнее и расскажут гораздо больше. А второй кусок репортажа сделаем в грим- уборных. – Лола открыла блокнот, просматривая намеченный план. – Что-то удалось узнать про девушек? Как мы определим, кто из них те, что покупали телефонные карточки?