Ольга Гаврилина - Несемейное счастье

– Догадываешься, о чем будем говорить? А точнее, о ком?

– Понятия не имею, – снисходительно ответила Меланья, опять переступив с ноги на ногу.

«Врешь, о чем-то ты все-таки догадываешься, что-то ты подозреваешь, не зря за мной в лес пошла без единого вопроса».

Ирену трясло, а цепи, стянувшие голову, будто начали дребезжать и побрякивать, отдаваясь в самом мозгу.

Она вдруг ясно представила, как Паролизи обнимает свою жену, как рука его ползет по ее спине, как целует, слегка прикусывая губы, и открывает ей рот…

Ее не должно быть на этом свете, только она, Ирена, достойна Паролизи! Ему плохо с Меланьей, он несчастлив! Да! Да! Он просто не может сказать о своей ошибке, он слишком горд.

Сумбурные мысли крутились хороводом.

– Ты знаешь, что он любит меня? – Она специально не называла имени, все было ясно и так.

– Да? И тебя тоже? Вы что, сговорились? – Меланья криво усмехнулась.

«Она что, издевается? Или хочет сбить меня с толку?»

Ирена ожидала мольбы, плача и просьб вернуть ей мужа, а столкнулась с внутренней силой готовой к отпору женщины.

Рука Паролизи сползла на ягодицу Меланьи и отпечаталась в мягком теле, рывком он развернул ее к себе, лицо приблизилось к лицу, глаза горели желанием… Ирена видела все как наяву.

Меланья все переминалась на месте, что еще больше раздражало.

«Что это с ней, что ей спокойно не стоится?» Она помнила, как братья учили оценивать противника и следить за его перемещениями, и насторожилась.

– Может, ты не поняла то, что я тебе сказала?

– А ты сама поняла? Подожди, пописаю и договорим. – Меланья завернула за стенку старого бара.

Ирена почувствовала себя униженной ее насмешливо-снисходительным тоном, злость змеей свернулась в желудке и отдалась гулкой болью в голове.

«Или ей по фигу, что там у меня с ее мужем?! Или она все знает?! Или?! Не хочу в этом копаться! Хватит с меня мучительных ожиданий! Мы были вместе в лесу совсем недавно, и гуляли, и говорили обо всем на свете, и любили друг друга! Я знаю, как Паоло несчастлив и одинок без меня! Его надо спасать, и это могу сделать только я!»

Но фантазия наперекор всему рисовала, как Паролизи, крепко обняв Меланью, ведет ее в спальню, бросает на огромную постель и…

Ирене не хватало воздуха, она обхватила голову руками. Казалось, что череп крошится на мелкие кусочки.

Ирена завернула за угол строения и, неслышно обойдя его с противоположной стороны, уставилась на женщину, сидевшую спиной к ней на корточках со спущенными джинсами.

Белые ягодицы, плавной линией сужавшиеся к тонкой талии, выделялись на фоне еще зеленой листвы кустарника, и эта наглость и одновременно беззащитность позы окончательно взбесили Ирену. Яростная боль затопила все вокруг, и только картина того, как Паролизи обхватывает эти бедра и толчком входит в горячую мягкость тела, стояла перед глазами. Нащупав рукоятку подаренной финки, она сделала последний шаг.

Сумасшедшие, нелогичные мысли с космической скоростью проносились в мозгу:

«Я убью ее и спасу Паролизи! Я убью ее, и между нами не будет преград! Я убью ее, и боль уйдет навсегда!»

Ирена взмахнула ножом и со всей силы вонзила его в спину Меланьи, потом еще и еще раз… Жена Паролизи сразу упала в траву, вперед лицом, и Ирене пришлось встать на колено, чтобы было удобней наносить удары. И только когда Меланья окончательно распласталась на земле, она остановилась. Выпрямившись и все еще держа нож в руке, Ирена посмотрела на лежащее в крови тело. Меланья не шевелилась.

Встав с колен, покачиваясь, Ирена направилась в глубь леса и, только услышав легкий шорох, оглянулась. Меланья еще жила и, скользя в кровавой траве, пыталась приподняться на локте и повернуть голову, чтобы глотнуть воздуха. Пронзительный взгляд Меланьи настиг Ирену у кромки леса. В нем было столько желания жить, что Ирена, уже окончательно потерявшая чувство реальности, бросилась в лес и бежала, задыхаясь и отбрасывая хлеставшие ее ветки деревьев, до самой речки.

«Она жива!» – Ирена остановилась как вкопанная, вцепившись в кору пробкового дерева. «Она жива!» – безумным ритмом выстукивало сердце.

На улице Лолу ждали Дана и Стефано, в стороне крутилось несколько знакомых журналистов.

– Что-то долго тебя продержали? Все нормально? – Стефано на всякий случай заснял ее выход.

– Вопросов было много. А потом наткнулась там на Кристину, выходящую из кабинета, но она ни при чем, слава богу. Да и про Оксанины документы надо было узнать. – Лола села в машину к Стефано. – А почему так мало журналистов? Что, не удалось никого провести с арестом известной телеведущей?

– Тебе твоей популярности, я вижу, не хватает, тебе подавай славу невинно пострадавшей в полицейских застенках! – подколол ее Сте- фано.

– Поздно уже для шуток и спать хочется, – Дана заерзала на заднем сиденье, – а по поводу наших коллег, так у них ведь тоже свои информационные каналы есть, успели разобраться, что к чему. Хотя поначалу все всполошились, и наш репортаж с твоим приездом в участок затребовали практически все каналы.

– Ну что ж, тоже неплохо, – согласилась Лола.

– Как только все окончательно прояснится, мне обещали сообщить сразу же, в любое время, – устало сказала Дана.

– Правильно, молодец. А что еще должно проясниться?

– Сама не знаю, но полиция осторожничает после своей не совсем удачной пресс-конференции.

Они подъехали к гостинице, которая наконец-то выглядела тихой: почти все окна были погашены, ресторан закрыт.

– А Пино-то где? Что-то я про него совсем забыла?

– Он Оксану ждет. Всем спать! Но если что-то срочное, будите, – скомандовала Лола.

Поднявшись на свой этаж и войдя в пустой номер, она поняла, что только теперь у нее начался, как говорят в России, «отходняк». В голове автоматически прокручивались события последних часов: блеск ножа в Оксаниной сумке, как озарение и ключ к разгадке; отчаянный бег через весь город, кудрявая голова Оксаны, мелькающая в толпе; две девушки, стоящие на столе, лезвие финки у самого горла Ирены и глухой звук падающих тел.

Лолу запоздало затрясло, и она пожалела, что бар уже не работал – так не хотелось пить в одиночестве. В холодильнике стояли только две бутылочки с колой и белый мартини. Открыв мартини, она скривилась, но налила полстакана.

Выпив, сказала: «Какая сладкая гадость!» Присела на кровать и прислушалась. В гостинице стояла непривычная тишина, журналисты разбрелись по своим номерам, и только с улицы изредка доносилось шуршание шин проезжавших автомобилей.

«Что-то Пино долго нет». В голове зашумело, захотелось есть, она вспомнила, что они так и не поужинали. Глоток мартини не расслабил и не прибавил спокойствия. Она осушила стакан и плеснула себе еще.