Жан Рэ - Проклятие древних жилищ [Романы, рассказы]

Мистер Брискомб услышал шорох рогоза и медленно поднял ружье, но ни одной птицы не появилось. Серебристая гагара на долю секунды высунула крохотную головку из-под воды, увидела мистера Брискомба и нырнула обратно. Охотник усмехнулся:

— Дьявольский пожиратель пороха!

Гагара не стоила и четверти заряда патрона и уходила из-под выстрела в девяти случаях из десяти. Это был водяной паяц, который рисковал на мгновение выглянуть из-за водяной кулисы, чтобы тут же исчезнуть. Мистер Брискомб презрительно отвернулся, птица полностью вынырнула вдали, вне досягаемости выстрела, нагло притворяясь чирком.

Над водой полз тягучий дымок. Пойнтер Тампест, лежавший у ног человека, внезапно жалобно тявкнул, вскочил и стрелой унесся на восток. Напрасно ему вдогонку неслись отчаянные свистки. Пес не ответил на призывы, но мистер Брискомб увидел туман. В плотной белой стене поблескивало одно-единственное отверстие. И сквозь него на горизонте виднелась темная масса леса. Вдруг она заколебалась, потеряла форму, призрачный мир за несколько минут окутал охотника. Потом исчезло все окружение, его окружила молочная тьма.

— Конец охоте, — произнес мистер Брискомб и добавил: — На сегодня.

Его взгляд пронзал туман шагов на шесть. На воде видимость была лучше из-за странного, но известного явления.

— Надо возвращаться, — сказал он вслух.

Но не сделал и шага. Он вспомнил о злокозненности болота. От подобия тропинки, ведущей к дороге, его отделяли две мили. Две мили вязкой почвы, глубоких топей и грязи.

— Я припозднился, — произнес он, — но нет, это туман, проклятый туман. Не будь его, я бы легко добрался до дороги до наступления ночи.

Он вспомнил, что в прошлом году топи поглотили двух охотников. Туман густел на глазах. Мистер Брискомб возобновил монолог:

— Никто не мог этого предвидеть. Ноябрьский день начинался как весеннее воскресенье. Голубое небо, апрельское тепло. Было искушение выйти на улицу в белом костюме, а теперь…

В пяти шагах туман клубился, словно фонтан, выброшенный китом.

— Рискну двинуться вперед.

Ему представилось, что он идет в хижине с подвижными стенами. Его нога утонула в ковре рогоза, скрывающего глубокую воду.

— Не знаю, где я, — тоскливо произнес он.

Оперся на ружье и задумался.

И тут появились лысухи.

Они цепочкой выплыли из зарослей рогоза, черные механические существа с белым, как слоновая кость, клювом, похожие на животных, вырезанных из жести. Птицы увидели человека и не обратили на него внимания. Они знали, что его не стоит бояться. Как голуби, обладающие врожденным чувством ориентации, водная дичь обладает чувством опасности и смерти. Мистер Брискомб проводил их взглядом, забыв о долгих часах ожидания в засаде. Туман превращался в густую тьму.

— Скоро наступит ночь, — прошептал он.

Ночь наступила. Он больше ничего не видел.

Он заговорил громким голосом:

— Прикинем шансы выбраться отсюда. Прежде всего, собака по привычке прибежит к егерю. В этом нет ничего подозрительного. Но я не вернусь и, может быть… Дьявол!., кому какое дело, если я не вернусь этим вечером?

У мистера Брискомба не было ни жены, ни детей. Сегодня он проживал в «Палас-отеле», завтра будет жить в «Мажестике», как жил вчера в «Континентале» или «Космополитене».

— И что случится, если я не вернусь вечером в «Палас»? — проворчал он. — Может, выстрелить несколько раз из ружья?

Но он знал, что звуки выстрелов не долетят до центра равнины. Однако выстрелил. Это были простые хлопки кнута, на которые ответили хриплые крики проснувшихся птиц.

— Надо обдумать, что делать дальше, — произнес мистер Брискомб. — В следующий раз предупрежу служащих отеля. И больше не пойду на охоту один. Ради пары ничего не стоящих лысух, которых могу подстрелить на болоте! Больше не буду охотиться. Мне холодно, — последние слова он произнес, ощутив внезапно ледяную судорогу, стеснившую затылок. Он закутался в свое короткое пальтишко. Он чувствовал, как туман исподволь просачивается сквозь влажную ткань. — Надо походить! — Сделал несколько шагов. Твердая земля ушла из-под ног. — Ладно. Подожду. Я человек терпеливый. Проведу плохую ночь. И все, — он натужно рассмеялся, — быть может, заработаю хорошую простуду и даже бронхит. Это излечимо. — Но чуть позже, несмотря на желание справиться с неудачей, он, как ребенок, плаксиво пожаловался самому себе: — Мне холодно…

— Паршиво, — проворчал он, — что я оказался здесь.

На небе проклюнулись звезды, потом гордо засияли созвездия, туман как-то прижался к земле, а потом вдруг земля проглотила его, будто голодный зверь. Воду взбаламутил недолгий дождь. Мистер Брискомб ощутил, как со звезд нисходит пронзительный холод.

— Туман мог и подождать, — выговорил он, — хоть какое-то одеяло. Теперь окончательно похолодает, а ночь темная хоть глаз выколи.

Он почувствовал, как морозные иглы принялись колоть ему щеки, потом стопы, потом пальцы, и вновь простонал:

— Мне холодно, — задумался и вспомнил об огне. — Может, развести костер.

Мистер Брискомб не курил, а потому не имел ни спичек, ни зажигалки. Он стал проклинать себя за отсутствие вредных привычек, которые казались ему пороком и губительной страстью. Ему претило выпивать и курить, но его стойкие убеждения лишили его спичек.

— Надо выстрелить в кучку рогоза, — решил он, — быть может, она вспыхнет.

Ему казалось, что он в молодости читал о таком способе добычи огня в каком-то приключенческом романе. Выстрел срезал куст рогоза. Он повторил выстрел и испытал какое-то волнение. Кусок горящего пыжа приклеился к траве. С бьющимся сердцем мистер Брискомб подошел ближе. Искра побежала по рогозу быстрой спиралью, нарисовав огненную букву S, и затухла. Ствол немного разогрелся. Мистер Брискомб прижался к нему пальцами, носом, ушами. Звезды сияли с таким блеском, что казались близкими. Камыши, прихваченные заморозком, затрещали, лопаясь.

— Эх! Эх! Огня бы, большой бы костер! — пробормотал мистер Брискомб.

Ему показалось, что вдали, в долине, показался огонек.

— Это окно маленькой фермы, — сказал он себе, — отблеск огня. Ферма, хлев, просто хижина кирпичника, но с огнем, большим хорошим огнем в очаге, с потрескивающим пламенем. Рядом с огнем не чувствуешь себя несчастным, — простонал он. Огонь смотрел на него из глубины ночи. — Можно сварить кофе или поджарить сало. — Он замолчал, выстрелил и согрел пальцы о ствол ружья. — Нет ничего лучше запаха кофе и сала, если только не жареной картошки, когда вечером сидишь среди рабочих. — Физическое страдание внезапно ослабло, уступив место странной печали. — Огонь, сало, жареная картошка, кофе. Семья… О господи!..