Ирина Зарубина - Убийство по брачному объявлению

Клуб «Кому за тридцать» бушевал в доме культуры завода «Серп и молот». У входа сидела седенькая старушка и равнодушно отрывала корешки у билетов, на которых почему-то было написано «Цирк лилипутов», а цена с тридцати копеек исправлена на двадцать пять рублей.

Ирина была одета что надо — ей, двадцатичетырехлетней, пышущей здоровьем и излучающей самодостаточность, предстояло в этот вечер сойти за неудачницу, серую мышку и тихоню, не знавшую мужских ласк.

Клавдии даже неловко было спросить, откуда уж она выкопала этот сиротский костюмчик. Но выглядела Ирина соответственно: учительница младших классов, живущая исключительно в женском коллективе, робкая и неумелая.

«Артистка, — подумала про нее Клавдия. — Впрочем, это все лишнее…»

В зале были убраны ряды зрительских кресел, на сцене стояла оглушительная аппаратура, расхристанный ведущий громко и невнятно выкрикивал в микрофон что-то, как ему казалось, заводное. А по углам жались поддатые невзрачные мужчины и молодящиеся дамы, злоупотреблявшие косметикой, как пэтэушницы.

Вечер был в самом начале. Почему-то все пили только минеральную воду.

Секрет этот разъяснился просто — в буфете цены были ресторанные, поэтому мужчины и женщины предварительно «заправлялись» на стороне или запирались для этого в туалете.

Ирина вопросительно и даже немного осуждающе смотрела на Клавдию. Ничего ей не говорила, но Дежкиной и так все было понятно.

«Ну и подруги у вас, Клавдия Васильевна», — прозрачно выражал взгляд Калашниковой. Если эта самая Лина и впрямь тут искала себе пару, дела ее были совсем плохи.

Клавдия и сама чувствовала, что никак не может, что называется, вписать Лину в это более чем примитивное действо. Лина была натурой тонкой и легко ранимой — ах, какой злой иронией звучали сейчас эти слова «легко ранимой». Неужели она могла искать себе пару вот здесь, среди запаха дешевого спиртного, грубоватых шуток сбившихся в стайку мужчин и слишком веселого, слишком вульгарного смеха женщин?

— Ладно, — ответила Клавдия скорее на собственные мысли, — не будем отвлекаться. Ты походи, посмотри, а я поищу какого-нибудь администратора, распорядителя или как он тут называется.

Ирина пожала плечами и двинулась к сцене, где еще оставалось свободное место у стены. Оставалось, наверное, потому, что музыка оглушала там напрочь.

После недолгих поисков Клавдия нашла на этом вечере главного. Старушка-билетерша показала ей куда-то наверх и сказала:

— В комнате двадцать восемь.

На втором этаже вечер имел, оказывается, свое продолжение, — здесь официально, так сказать, встрече придавался более интимный характер.

Здесь, в полутемном коридоре, Клавдия то и дело натыкалась на парочки. Мужчины и женщины тихо переговаривались, некоторые целовались. И видеть это было для Клавдии большим испытанием.

Когда целуются молодые, даже если они это делают у всех на виду, — это зрелище эстетичное и даже увлекательное.

Но когда обнимаются и прижимаются друг к другу губами люди, чей возраст от сорока до пятидесяти, зрелище, честно говоря, не для слабонервных.

Клавдия старалась поэтому по сторонам не смотреть, а целенаправленно искала комнату номер двадцать восемь. Наконец она ее нашла, и ей навстречу подняла голову от бумаг фигура совершенно неожиданная.

Это был чуть ли не панк — жутко остриженный, крашенный в немыслимый цвет парнишка лет восемнадцати или чуть старше.

— Слушаю вас, — тем не менее довольно культурно сказал панк, когда Клавдия подошла к столу.

— Вы руководитель этого… клуба?

— Я, — кивнул панк своей фиолетовой головой.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер. Слушаю вас, — повторил панк. — Есть какие-то просьбы, претензии?

— Просьбы, — немного растерялась Клавдия.

Слушаю вас, — в третий раз повторил панк. — Вам показать альбом или желаете номер?

— Номер? — не поняла Клавдия.

— Вы хотите с вашим кавалером уединиться?

Наверное, Клавдия сделала какое-то непроизвольное движение, которое панк расценил как подтверждение своей догадки.

— Сейчас все занято, — виновато улыбнулся он. — Минут через двадцать. Я запишу вас в четырнадцатую комнату.

Только тут до Клавдии дошло.

Оказывается, парочки, которых она встречала в коридоре, не просто целуются, — они ждут своей очереди.

— Это что? — спросила Клавдия. — Публичный дом?

Что-то в вопросе Дежкиной сильно насторожило панка. Нет, не сам смысл. Видно, Клавдия не удержала каких-то металлических прокурорских ноток.

Паренек тут же вскочил, бросился к двери и быстренько запер ее на ключ.

— Вы, простите, откуда? — еще более любезно, чем прежде, спросил он.

— Я из дома, — честно сказала Клавдия.

— Понимаю, — лучезарно улыбнулся панк. — Я имею в виду от кого? Налоговая полиция? Так мы с господином Межениным уже все вопросы утрясли. Или ему мало?

«Вечно я остаюсь романтиком, — подумала Клавдия. — И вечно меня застают врасплох. Я, конечно, знаю, что у нас преступность, коррупция, упадок нравов и прочая такая пища для средств массовой информации. Но мне все время кажется, что это все-таки где-то в другой стране. А это уже непростительно для следователя по особо важным делам прокуратуры Москвы».

— Я не из налоговой полиции.

Панк какое-то время смотрел на Клавдию, усиленно соображая, чего же этой даме нужно.

— Вы из ФСБ? — чуть слышно спросил он наконец. — Так вы не в курсе. Мы с полковником Самойловым уже все вопросы утрясли.

Клавдию так и подмывало сказать: я из прокуратуры, но она боялась, что панк тут же скажет, что все вопросы уже утряс… и назовет фамилию одного из ее коллег.

— Я из прокуратуры, — тем не менее сказала Клавдия. И, не дав панку ответить, тут же выложила на стол фотографию Лины и пачку мужских снимков. — Вы не встречали на ваших вечерах этих людей?

Панк почти минуту не мог прийти в себя. Но за эту минуту взял себя в руки замечательно.

— А я сразу понял, что вы из органов. Здорово я вас разыграл, да?

Ничего он, конечно, Клавдию не разыграл. Но ход был вполне разумный. Стоит Клавдии этого фиолетового паренька прижать, как он скажет: ничего не знаю, это я просто шутил.

— Здорово, — сказала Клавдия. — Шутник вы. Посмотрите-ка лучше фотографии.

Панк начал дрожащими руками перебирать снимки, на некоторых задерживался, а Линин портрет отложил, едва бросив на него взгляд.

— Я вообще-то в зал редко спускаюсь, — наконец виновато протянул он Клавдии аккуратно сложенные фотографии. — Это надо у наших завсегдатаев спросить. Я вам вряд ли смогу помочь. Вот этого, кажется, видел.

Он показал на верхний снимок.

Клавдия кивнула.

— Ну что ж, жаль, что вы не смогли мне помочь, — сказала она. — Впрочем, у вас еще будет, очевидно, такая возможность, — закончила она загадочно и повернулась к двери.