Алексей Лебский - Кай и Герда [СИ litres]

– С Рр-ством.

Якобсен ответил на это кивком головы и выдавленной улыбкой. Господин необъятных размеров вылил остатки из бутылки в свой бокал и съел еще несколько оливок. В пепельнице уже высилась горка косточек. В помещение вошел темноволосый молодой человек. Адриан обратил внимание, что верхней одежды на нем не было. Парень сел у стойки бара и что-то заказал. Якобсен наблюдал за ним пару минут, а потом подошел и устроился на соседнем стуле. Парень разговаривал с барменом и сидел к Якобсену спиной.

– Много сегодня посетителей?

– Больше, чем вчера. Всю ночь ели, пили, никак не остановятся. Жду, не дождусь, когда моя смена кончится. А к вам полиция вчера приходила, что им было надо? Парень махнул рукой:

– Ищут какую-то бабу, которая, якобы у нас в доме проживает. Тут всего четыре семьи живет, и никто ее в глаза не видел. Фру Бо и фру Лозинскас – старые тетки, под описание не подходят. Легавые разве в кафе не заходили?

– Мы после обеда были закрыты. Я уже сел в машину и собирался домой отчалить, как они заявились с обходом. Только мне по барабану, если им надо, еще придут. А что за бабу они ищут?

– Ты что, телевизор не смотришь?

– Да, какой там! Работы полно, – он указал на гору немытых стаканов в мойке.

– Налей-ка еще того же.

Бармен наполнил рюмку брюнета двенадцатилетним виски.

– Уважаемый, рюмку водочки, – вклинился Якобсен. Он не собирался ничего пить, но желание влезть в разговор пришло само собой, – думаю, речь идет о том деле в “Стине”? Смотрел я эту передачу.

– Вот-вот, – подхватил брюнет, – замочили инкассатора в центре города на глазах у всех, можно сказать, и никаких следов. Народ такой – с полицией никто не хочет перед Рождеством связываться. Брякнешь чего-нибудь, затаскают по допросам, по судам. Кому это сейчас нужно? Может, после Нового Года кто-нибудь совестливый и стуканет. Там народу прошло несметное множество, конечно, кто-то видел. Вот если бы денежек давали в награду, полно бы было свидетелей. Брюнет проглотил махом содержимое своей рюмки, оставил на стойке деньги и заторопился.

– Пойду, любимое шоу начинается.

Якобсен тоже расплатился, надел пальто и шапку и вышел на ночную улицу. Было уже совсем темно и на фоне неба величественно выделялся кафедральный собор, подсвеченный прожекторами.

Улицы сияли новогодней иллюминацией, настроение у полицейского следователя улучшилось, и он решил продолжить путь в центр города. На Сторторвет Адриан вошел в телефонную будку и набрал номер Торгвальда.

– С Рождеством!

– И тебя, Адриан! Гуляешь по вечернему городу? Мы с супругой только что вернулись.

Жаль, что не получилось рвануть на лыжах, но до марта еще время есть. В горах снег долго лежит.

– Извини, что возвращаюсь к работе. А ведь ты побывал на службе у Кнута и говорил с сотрудниками?

– Говорил. Это к разговору о мотивах.

– Носорог в курсе?

– Он не велел мне трогать рабочие отношения у Бернхольмов. Это, вроде, как не наше дело. Тут все просто, Бернхольмы дружат с мэром, отдыхают вместе семьями, Гроберг боготворит эту компанию и не хочет их беспокоить. Стелется перед истеблишментом, выпивает с кем нужно и в карты играет. Но я порылся там, чтобы кое-что понять. Завтра встретимся на работе и я тебе все обрисую, говорить сейчас не хочу при супруге.

– Да, понял. У меня тоже есть кое-какие соображения.

Он нашел ее в манеже. Рената внимательно осматривала колено гнедого жеребца, поглаживала его. Тренер стоял рядом и слушал молодую женщину.

– Ранка небольшая, просто ссадина, никаких последствий не будет. Затянется через неделю. Я обработала, думаю, можно и без укола обойтись.

– Нам выступать через две недели, точно заживет?

– Поверь мне, Алхимик у тебя просто молодец. Он еще покажет себя, вот увидишь, но придется набраться терпения и поработать.

– Я подозреваю, он из-за этой ранки скинул жокея в самом конце заезда.

– Просто он такой. Это его характер. Я же видела, как он прошлым летом в Брюсселе экономил силы, а на последнем круге почти всех обошел. Пришел вторым и никого не скинул. Он сейчас с другим жокеем будет работать? Карл долго смотрел на нее и любовался, как она здорово ладит с лошадьми и их тренерами. А еще – тут был знакомый запах, почти такой, как в цирке. И манеж такой же. Рената закончила переговоры с тренером, который, будучи удовлетворенным диагнозом, увел Алхимика. Он обнял Ренату, крепко прижал к себе.

– С Рождеством! Мы едем с тобой отдыхать, ты готова?

– Я говорила с шефом, он отпустит меня на две недели.

– Отлично, одиннадцатого вылетаем. Но обратно двадцать первого января ты вернешься одна, мне придется задержаться. Есть дело.

– Тебе предложили работу? Пробы?

– Можно и так сказать.

– Я рада за тебя. Пойдем отсюда, тут холодно, я начинаю замерзать. Они вошли в здание лаборатории и поднялись на лифте на четвертый этаж.

– Я должна еще поработать немного, а потом, если хочешь, можно поехать ко мне. Хочешь кофе?

– Угу.

– Ты такой смешной и немногословный.

Он притянул её к себе и поцеловал в губы.

– Почему ты не хочешь заниматься с лошадьми? Можно было бы найти тебе работу здесь.

– Я люблю, но не понимаю их. Если честно, немного боюсь.

– Не может быть, чтоб ты и чего-то боялся?

– Высоты не боюсь, людей и лошадей боюсь. У них характер, ты сама сказала.

Она засмеялась:

– Ты очень милый и смешной. Мне с тобой ничего не страшно. Она наполнила кофеварку водой и зарядила рожок. Заработал компрессор и в фарфоровую кружку потекли струйки кофе. Кофе был вкусный, с плотной кисленькой пенкой.

– Посиди и посмотри журналы, я через полчаса освобожусь.

Рената ушла в лабораторию, а он остался ее ждать. Он ничего не сказал ей про ампулу, которую стащил из её аптечки. Если она заметила и спросит, придется соврать, что случайно уронил её и разбил. Нет, может, положить незаметно на её место похожую ампулу? Лучше ничего не говорить, надеюсь, никаких неприятностей не будет. Их самолет одиннадцатого вылетает через Цюрих в Неаполь. В Цюрихе он снимет деньги в банкомате, кредитная карта уже у него в кармане. А потом десять прекрасных дней в Неаполе и Амальфи с Ренатой.

Станок в маминой комнате для занятий. Мои мышцы болят от растяжек. Я уже дышу тяжело и жду, когда она скажет:

– На сегодня хватит, можешь заняться гантелями.

Но она так не говорит и мы продолжаем отрабатывать шпагат. У мамы все отлично получается, она тонкая и гибкая. Мне же кажется, будто что-то вот-вот лопнет внутри. Я стискиваю зубы и не подаю виду, что устал. Пытка продолжается еще десять минут.

– Можешь идти погулять, еще немного, скоро начну готовить тебя к программе наконец, говорит мама и направляется в ванную комнату. Несколько секунд я сижу на полу и прихожу в себя. За окном лето, мои друзья играют во дворе в пинг-понг. Чудесный солнечный день. Я надеваю треники и любимую черную футболку с яркой надписью “The Who”. Я смотрю на себя в большое зеркало у станка, влажные от пота волосы спутались и не хотят расчесываться. Ну и ладно, я и так хорошо выгляжу, – решаю я, выскакиваю из квартиры и бегу к друзьям. На скамейке у теннисного стола только четверо Вишко, Данир, Конрад и Алина. Марцела играет в паре с Айлой. Марцела – самая старшая из нас, ей уже 12. Айле, как и мне, десять лет. Я занимаю очередь, а поскольку на скамейке все занято, повисаю рядом на турнике. Делаю несколько упражнений, не задумываясь, на автомате. Теперь на Марцелу никто не смотрит. Никто не может повторить то, что я вытворяю на перекладине. Айла открывает рот, отвлекшись на меня и пропускает мяч. Данир, Конрад, Айла и я ходим в обычную среднюю школу, Марцела в английскую гимназию. Она, конечно, задирает нос, но на самом деле, ей хвастаться нечем. Никаких способностей у девчонки нет. Айла отзывает меня в сторонку: