Фрауке Шойнеманн - Спасти Одетту

– Дело в том, что тут есть одна крошечная загвоздка, – промямлил я в сторону сэра Тоби. – Я… я… кхм… ну, в общем, я этого не умею.

– Чего «этого»?

– Ловить мышей.

Сэр Тоби взглянул на меня и прикрыл нос лапой:

– Шутишь!

– Вовсе нет. – Хорошо, что моя мордочка покрыта шелковистой шерсткой, думал я – иначе любой бы сразу заметил, как густо я залился краской стыда. – Может, покажешь мне, как это делается… научишь?

Я не могу. Вот не могу, и все. Называйте меня неудачником, слабаком или как угодно еще – но в решающий момент я просто не могу напасть и дать лапой по загривку маленькой хрупкой мышке. Да и большой толстой мыши тоже. Я вообще не могу причинить боль другому живому существу, у меня просто не выходит. Ну ладно, этому пони, Булли, я недавно врезал, но это уж точно максимум того, на что я способен… В общем, не важно. Как бы то ни было, сэр Тоби и Петерле наблюдали за мной со смешанными чувствами – зрелище их одновременно забавляло и ужасало.

– Ой-ой-ой! – мяукнул Петерле. – Ты что же это творишь?! Мы ведь все подробно объяснили, что тут такого сложного!

Тоби покачал головой:

– Мне кажется, это безнадежная затея. Он уже не научится. Мы ему только что пятерых мышей прямо к носу пригнали, уж после такого паса забить – раз плюнуть. И все впустую! Я отчаливаю, в конце концов, мне есть чем заняться и без этого репетиторства.

Он повернулся ко мне спиной и выскользнул из сарая, где мы, кажется, провели целую вечность, упражняясь в мышиной ловле. Петерле тоже двинулся в сторону манежа – я поймал на себе разочарованный взгляд, брошенный им напоследок.

– Все коту под хвост, – пробормотал он, уходя.

Все коту под хвост. Ха-ха, очень смешно!

Некоторое время я сидел, прислушиваясь к шуршанию в соломе и наблюдая за движением и игрой теней в щелях между досками пола. В точности как объясняли оба моих тренера. Интересно, можно ли поймать мышь, не превращаясь при этом в свирепого хищника? Я ведь даже не собираюсь ее есть, мне всего-то нужно узнать, где прячут Одетту! И почему мыши взяли ее в плен. Это же полный абсурд. Ведь кошки ловят мышей, а мыши кошек – нет.

Но хотя я и кот, импозантный и величественный, – а мышь поймать не в состоянии. Однако чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер и решительных действий. Нужно преодолеть себя и совершить невозможное. Так что сейчас я поймаю мышь, причем живехонькую, а не полумертвую, потому что она должна будет рассказать мне, где держат Одетту. Я это сделаю, и сделаю это… прямо сейчас.

Вот только как бы это провернуть?

Что ж, первым делом нужно устроить засаду. Замереть на месте, едва дыша, не делать лишних движений, почти превратиться в соляной столп.

Я стоял в самом дальнем углу сеновала и не дышал. Напряжение зашкаливало. Как только появится мышь, я молниеносно брошусь на нее и схвачу.

А вдруг я нечаянно придавлю ее до полусмерти? Ох нет, ничего у меня не выйдет. Я просто не справлюсь.

Уинстон, подумай об Одетте. Подумай о своих котятах. Неужели им и впрямь суждено появиться на свет в неволе только потому, что их отец, Уинстон Черчилль, – такой весь якобы гордый и смелый, – не решился поймать мышку?!

Нет! Ни за что!

Я… заметил мышь. Она как ни в чем не бывало семенила мимо. Совершенно беззаботно, не подозревая об опасности. В полной уверенности, что с ней ничего не случится.

И почему только сэр Тоби и Петерле не могли прийти мне на выручку! Неужели сложно было поймать мышь за меня? Впрочем, я понимал почему – они, конечно, хотели помочь, но считали, что каждый кот должен уметь сам постоять за свою подругу.

– Как иначе ты посмотришь в глаза любимой, Уинстон? – сказал мне Петерле.

Он прав. Они оба правы. Я просто должен это сделать. Пора отодвинуть переживания в сторону и…

Вжух! – Я выскочил из-за балки и бросился прямо на безобидную мышку. И выпустил когти. Это получилось как-то само собой. Но это нехорошо. Ой как нехорошо! Эй! ЭЙ!!! Срочно втянуть когти обратно, ведь иначе я наверняка сделаю бедной маленькой мышке больно.

Уинстон Черчилль, соберись! Не могут здешние мыши быть такими уж бедными и беззащитными, раз поймали и держат в плену твою возлюбленную. Против ее воли и к твоей великой печали.

ШМЯК! С таким звуком я всем туловищем приземлился на мышь. Раздался панический писк, и я почувствовал себя просто гадко. Не нравится мне это. Совершенно не нравится. Нет во мне этой грубости и неотесанности. Я тонко чувствующая натура, и держать в нежных лапках окровавленную мышь не по мне.

– Извини! – воскликнул я. – Я не собираюсь тебя есть. Не нужно меня бояться.

Я чувствовал, как бешено билось подо мной мышиное сердце. Уму непостижимо, как у такого крошечного существа может быть такое громкое сердцебиение.

– С тобой все в порядке? – спросил я. ЧТО ЗА ГЛУПЫЙ ВОПРОС! Как у мыши может быть все в порядке, если на нее сверху всей тушей навалился зверь, превосходящий ее по размеру где-то в двадцать два раза! Вот честно – вряд ли тут кто-то радостно ответит: «Ясное дело, приятель, все лучше некуда».

Слегка приподнявшись, я изогнул спину и дотянулся мордой до мыши, смотревшей на меня испуганными глазами.

Я очень осторожно ухватил ее зубами за шкирку и отнес в сторонку. Она совсем не шевелилась и не издавала ни писка.

«Ай-ай-ай, неужели я ее нечаянно уб…» – Мысль была такой ужасной, что я даже не смог додумать ее до конца. Это было просто невыносимо.

Я поспешно выскочил из сарая и бросился к дому через двор, по пути наткнулся на нескольких гостей, которые таращились на меня с отвращением (логично: кот с полумертвой мышью в зубах – зрелище не очень-то праздничное и совсем неаппетитное), и, запыхавшись, добрался до Кириной комнаты.

Там было пусто – очень кстати. Не хватало еще, чтобы Кира решила, будто я подался в мышеловы – или, хуже того, в мышееды. Нет, это выставило бы меня в плохом свете. И пусть мы с Кирой с самого приезда в усадьбу проводим вместе куда меньше времени, чем обычно, потому что она вечно торчит на конюшне, все равно она моя самая лучшая подруга из всех людей и, надеюсь, таковой и останется. А увидеть меня с полудохлой мышью в зубах наверняка стало бы для нее шоком.

Положив мышь в пустующее Одеттино гнездышко из одеял и подушек, я стал внимательно ее осматривать.

Повреждений я не заметил. По крайней мере, снаружи. Крови нет, шкурка цела, ни единой царапины. Глаза ее по-прежнему были широко открыты, а сердце бешено и громко билось. Кажется, пронесло – мышь выжила и вполне уцелела, хоть я и навалился на нее всем весом.