Татьяна Полякова - Детектив весеннего настроения [сборник litres]

Мелисса Синеокова сползла со своей трясучей металлической сетки, зажмурилась, постояла так, а потом открыла глаза, все еще надеясь, что кошмар исчезнет, и она откроет их в гостиничном номере с видом на Исаакий, и окажется, что у нее просто поднялась температура и все это было горячечным бредом, только и всего.

Она открыла глаза в той же самой темноте, завыла сквозь стиснутые зубы и стукнула себя кулаком по бедру.

– Перестань, – прошипела та Мелисса, которая снаружи, той, которая внутри, – перестань сейчас же, истеричка, тряпка! Сама влезла в неприятности, так давай вылезай, что ты стоишь как дура!..

И она медленно двинулась вперед, осторожно переставляя ноги и вытянув вперед напряженные руки.

Помещение показалось ей довольно большим и… абсолютно пустым. Тот самый стол, или козлы, на которых она нашла бутылку с водой, и металлическая кровать с трясущейся сеткой, а больше ничего и не было. Стены были влажными и холодными, на ощупь не слишком понятно, деревянные или нет, но холодная влажность наводила на мысль о настоящей тюрьме или о каком-то мрачном подземелье, в которое ее заточили.

И темнота, темнота!.. Не может быть такой темноты… на поверхности. Обязательно найдется щель, сквозь которую просочится хоть один маленький слабый лучик, но здесь не было лучика, ни одного!

Может, она в подземном бункере?.. Глубоко под землей, на многие сотни метров простирается подземный город, где ведутся страшные научные эксперименты, бесчеловечные настолько, что все их участники давно изгнаны из общества. Для этих экспериментов постоянно нужна свежая кровь и плоть, и людей воруют прямо с улиц, воруют и привозят сюда, на перевалочную станцию. Сейчас в полу зажгутся тысячи ламп, раздвинутся невидимые раньше двери, и безмолвные, безучастные роботы в серых скафандрах появятся прямо из стен. Холодными негнущимися руками они подхватят Мелиссу и поволокут ее на бойню, где из нее выкачают всю живую кровь и вместо крови закачают синюю жидкость, и на спине у нее вырастет гребень, а на груди чешуя!..

– Не хочу, не хочу, не хочу, – зашептала авторша детективных романов, – не хочу, не надо!..

Василий Артемьев очень сердился на Мелиссу, когда она, начитавшись соответствующих газет и насмотревшись «Журналистского расследования» по телевизору, начинала рассказывать ему нечто подобное, к примеру, о подпольной лаборатории, где у детей изымают органы для богатых заморских старичков, умирающих от скверных болезней.

– Ты же образованная тетка! – гремел Василий. – Что ты несешь ахинею?! Ты хоть представляешь себе, сколько показателей должно совпасть, чтобы орган одного человека подошел другому?! Ты хоть представляешь себе, какого масштаба должна быть твоя лаборатория, чтобы в ней все это можно было производить?! Это ни фига не лаборатория, это целый научный институт! Ты когда-нибудь слышала о подпольных научных институтах?! Нет, вот о подпольных научных центрах мирового масштаба ты слышала когда-нибудь? В какое-нибудь обозримое время, после Нюрнбергского процесса, на котором за такие штуки судили фашистских врачей!

– Да, но вот же сюжет, – оправдывалась Мелисса.

– У тебя в романе тоже сюжет! – не унимался воинствующий материалист Василий. – И твой роман не имеет никакого отношения к жизни, как и этот, блин, сюжет!..

Сейчас, в темноте и тишине подземелья, Васькино неприятие «страшных историй» как будто поддержало Мелиссу. Безмолвные тени в скафандрах отступили.

Нет, вряд ли здесь подземная лаборатория по превращению людей в «чужих».

Скорее всего, ее похитили в расчете на выкуп, а это означает, что Васька вскоре узнает обо всем. И служба безопасности издательства узнает, и редакторша Ольга Вячеславовна, и – самое главное! – Лера Любанова, которая поднимет на ноги всю Москву и весь Санкт-Петербург, а также их окрестности!

Убивать ее нет никакого резона – если ее на самом деле похитили для того, чтобы получить деньги! За нее, мертвую, никто никаких денег не даст, это же очевидно!

Это было совсем не так уж очевидно, но иначе Мелисса не могла себе позволить думать.

Потом ее потянуло в сон, так неудержимо, что она едва доползла до своего трясущегося матраса. В ушах тишина не просто грохотала, она рвала барабанные перепонки, как во время тяжелого артобстрела, отдавалась в виски и в затылок, и Мелисса, со стоном повалившись на кровать, обеими руками зажала уши. Ей показалось, что из ушей течет кровь, что перепонки все-таки лопнули, и больше она уже ничего не помнила.

Человек с горящей свечой в руке проворно спустился откуда-то сверху, приблизился к кровати, и желтый, ровный, немигающий свет свечи залил бледное и отекшее Мелиссино лицо. Он некоторое время просто смотрел, а потом засмеялся от удовольствия.

И у нее в подсознании остался тоненький и слабый звук, как будто где-то далеко и высоко над ней кто-то тихонько смеялся.

Она и вправду смеялась.

Он не поверил своим глазам. По шее тек пот, скатывался за рубашку.

– Саша, – выговорила она сквозь смех, – ты хотел наподдать мне… шваброй?!

– Как ты сюда попала?.. – спросил Константинов, очень старательно шевеля губами.

– А что такое?! Мне сюда больше нельзя?..

Очень глупо, но он забыл.

Во всей чертовщине последних дней, в этой идиотской игре в шпионов, в этой пакости, которой ему пришлось заниматься, он совершенно позабыл о… Тамиле.

Ну, конечно. У нее были ключи от его квартиры, и, уезжая, он назвал ей то самое «кодовое слово», будь оно трижды неладно, и вообще она часто приезжала сюда в его отсутствие!

– Что с тобой, Саша?..

Сверху он посмотрел на нее, ничего не сказал и стал снимать ботинки. Снимать ему было очень неудобно, и некоторое время он не мог сообразить почему.

А потому, черт возьми, что в правой руке у него все еще была зажата швабра!

В одном ботинке он зашел в ванную и аккуратно прислонил швабру к стене.

– Дай мне чего-нибудь поесть. Или попить.

– А может, и поесть, и попить?

– Можно и так, – согласился Константинов. Он вышел из ванной и стащил второй ботинок. Подхватил за лямку рюкзак и поволок его по коридору в сторону спальни. Рюкзак ехал и время от времени подпрыгивал, когда Константинов его поддергивал.

– Что с тобой, Саша? У нас… все в порядке?

Ничего у них не было в порядке, и сейчас он осознавал это особенно остро. Что может быть в порядке после того, что произошло в Питере?!

– Саша?

– Кофе свари мне.

Она постояла на пороге спальни, внимательно на него глядя, потом повернулась и ушла, очень красивая, странно красивая, настолько, что, глядя на нее, Константинов время от времени ужасался – женщина не может быть такой прекрасной.

Высокая, длинноногая, смуглая, «мулатка, просто прохожая», Ясмин Ле Бон, собственной персоной материализовавшаяся в его жизни, в его квартире и в его спальне!..