Наталья Андреева - Оранжевое вино

– Вином захлебнусь?

– Не надейся. Они пустые. Боюсь, что это все – бутафория.

– Почему?

– Хозяевам надо с чего-то жить. Вот и родилась красивая легенда.

– Они сами сделали этот погреб?

– Изначально что-то похожее было. Но не семнадцатый век. Максимум, на что можно надеяться, это девятнадцатый, – небрежно сказал Золотарев. – Эпоха расцвета виноделия в Грузии, связанная с князем Александром Чавчавадзе, в поместье которого ты собиралась. Он привез из Франции не только архитекторов, чтобы построить замок в своей усадьбе Цинандали, но и виноделов. Именно в Цинандали была разлита первая бутылка грузинского вина.

Золотарев достал из кармана маленький фонарик и посветил на дырки в полу.

– В 2013 году грузинский традиционный метод приготовления вина в квеври был внесен в список нематериального наследия ЮНЕСКО, – сказал он.

– Я в курсе, – кивнула Инна. – Я заказывала дегустацию в бутик-отеле, где остановилась. Мне попалась толковая сомелье.

– Так мне не продолжать?

– Отчего же? Дважды услышанное проще запомнить. А вдруг где-нибудь блесну?

– Спасибо. Квеври – глиняные кувшины, издавна употребляемые в Грузии для брожения и хранения вина. Напоминают амфору, но без ручек, объем от обычного кувшина до сосуда на несколько сотен литров. Ягоды винограда обычно помещали в чан-давильню, сделанную из цельного выдолбленного ствола большого дерева, похожую на корыто, и давили ногами. Так не повреждаются косточки, которые придают вину горечь. Сок по желобам стекал в квеври. Частенько вместе с виноградом закладывали и гребни виноградных гроздей. Квеври закапывали в землю по самую горловину. Во время активного брожения шапка мезги, это кожица, косточки и гребни винограда, поднимается к горловине, а когда процесс завершается – опускается на дно. Тогда квеври запечатываются: закрываются крышкой и замазываются глиной. До весны. Результат зависит от температуры грунта. От региона, в котором делают вино, зависит расстояние между квеври и глубина, на которую их закапывают. Этот погреб, как ты видишь, достаточно глубокий. Чтобы закрыть большие поры и облегчить мытье, внутренние стенки квеври смазывали пчелиным воском. Так делают сухое вино высокого качества, которое лично я предпочитаю всем остальным. Полусладкое и игристое вино в квеври не хранят. Сладкое тоже производится другим способом. Это отдельная история.

– «Лилит» здесь? – в упор спросила Инна.

– Нет, – усмехнулся в темноте Золотарев. – Илиа сказал, что это музей. А действующий винный погреб не так глубоко. И, кстати, не так близко.

– Почему?

– Ты меня спрашиваешь? У хозяев этого шато полно тайн. «Лилит» – одна из них. Туристов водят на экскурсию в настоящий грузинский марани, потом наверху наливают вино якобы из квеври. Которое заранее приносят в кувшине. Вино охлажденное, янтарного цвета и отменного качества, со всеми положенными ароматами. Но кто его на самом деле делает и где? Это для меня до сих пор загадка. Как и Зубаридзе.

– Так все вина в Грузии делаются? В квеври?

Золотарев рассмеялся:

– Ты себе представляешь масштабы производства? И какая возня с этими квеври?

– Конечно! – Инна на минуточку представила, как спускается в огромный темный кувшин, рискуя потерять сознание от винных паров, чтобы его помыть, и затрясла головой: – Кошмар!

– Что кошмар? – резко обернулся к ней Золотарев.

– Все это… Я хотела сказать, что повсюду, куда ни приедешь – сплошные туристические аттракционы. Как этот марани. А настоящего ничего нет.

– Время безжалостно, – сурово сказал Золотарев. – Часто случаются природные катаклизмы. Тем более в горах. Ты хотела съездить на винзавод в Шуми? Там тоже есть музей. Он гораздо больше, там хватает света, чтобы сделать качественные фотоснимки. Тебе предложат дегустацию, покажут виноградник и мать-лозу. Но обрати внимание на металлические цистерны через дорогу. Вот это и есть настоящее производство. Металл гораздо легче отмывается, не говоря уже об объемах. К сожалению, технологии изготовления вина в квеври сейчас вымирают, мастеров становится все меньше. Как и настоящего вина, сделанного по этой технологии.

– Зубаридзе – подвижник или шарлатан?

– Вот это я и приехал выяснить, – легко сказал Игорь. – Только на мини-заводах и в таких вот домашних винодельческих хозяйствах сохранились настоящие грузинские вина. Вина из квеври. Увы! Теперь это больше элемент декора. Квеври используют для украшения ресторанов, а не по прямому назначению. Не замерзла? – вдруг спросил он.

– Нет. Мне интересно. Анна такое не говорила.

– Это твоя сомелье?

– Да.

– Небось, восхваляла уникальность вин, которые ты дегустировала, – усмехнулся Золотарев. – Осталось ли в наше время хоть что-то святое? Все думают только о деньгах и не считаются ни с чем, лишь бы получить прибыль.

– Кто бы говорил!

– А ты что, хорошо меня знаешь? – Он в упор посмотрел на Инну.

В свете тусклой лампочки его глаза были желтые, как у волка, и такие же хищные. Ей вдруг стало страшно. Инна невольно отступила назад, к лестнице.

– Ты купишь у Зубаридзе его вино? – замирая, спросила она.

«Лилит» была тайной. Что-то здесь, в шато, происходило. Такое же жуткое, как и взгляд у Золотарева, когда он смотрел на торчащие из земли горловины квеври. Как кривящийся в беззвучном крике рот Тамары. Как ночной разговор двух женщин, в котором прозвучало слово «убийство». Как паучьи пальцы Зубаридзе, не знавшие покоя.

– Я думаю, – серьезно сказал Золотарев, – его «Саперави», «Ркацетели» и «Алазанскую долину» точно не куплю. Крупный винзавод даст мне хорошие скидки. И это вино для обычного магазина, в ресторане ему не место. А я приехал по зову «Лилит». Ну? – вдруг требовательно спросил он. – Ты будешь снимать или будешь стоять?

– Здесь так темно!

– Я тебе посвечу. – Он высоко поднял фонарик.

И тогда Инна увидела много интересных вещей. Надколотые и помятые сосуды, глиняные и медные, старый пресс для винограда, чугунные утюги на углях, ряды пыльных бутылок, лежащих горизонтально в приваленных к каменным стенам шкафах, дубовые бочки… Она принюхалась:

– Бочки-то, похоже, полные?

– Да! В них чача! – весело сказал Золотарев.

– И квеври есть запечатанные.

– Пыль веков, не более, – небрежно сказал Игорь.

– Ой, а такой утюг на углях был в доме у моей бабушки! Он тяжеленный!

– Гладить белье им не пробовала?

– Если честно, было, – смутилась Инна. – Когда был обрыв на линии и надолго выключился свет. Не смогла, – виновато сказала она. – Ума не приложу, как они это делали, наши предки?

– Ну, что, все сняла? – вдруг заторопил ее Золотарев.

Инна послушно направилась к лестнице. Игорь помог ей нащупать в темноте первую ступеньку. Машинально она оперлась на его руку, споткнулась и вдруг ощутила его сильное плечо. Они стояли почти в обнимку в темноте. Пахло чачей, голова кружилась. Инне не хотелось отсюда уходить. Игорь тоже стоял, не двигаясь.