Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра [сборник litres]

Хотя, какая ерунда приходит в голову, человека-то нет…

– Товарищ следователь, может, это никакого отношения не имеет, но последнее время не совсем ладно было между Ляховым и Мокиным. Утверждать не могу, но вроде жена Мокина к Ляхову что-то испытывала…

– Они были близки?

– Этого не знаю. Может, зря сказал, но вот сказал уж…

– Я вас понял, товарищ Коробов, – сказал Крюк, делая пометку на листе. – Спасибо. И пригласите ко мне, пожалуйста, вашего верхового…

Допрос Лёши Правдоискателя и студента ничего нового не дал.

Оставшись один, Крюк набросал на листке схему своей версии. Получалось, что, если отбросить возможность убийства посторонним человеком, наиболее подозрительны две фигуры: Устин Мокин, который мог столкнуться с Ляховым из-за жены, хотя, кроме Коробова, никто этого не подтвердил и неясно было, как и когда могли встретиться Мокин и Ляхов, если первый был всё время на буровой и даже ночью заходил в дизельное помещение, а второй ушёл до конца смены. Петухов говорит, что он возвращался в два часа ночи. Мокин поднимался на буровую под утро. Где он был эти два часа, нужно было выяснить.

Вторым подозреваемым был Зотов. Бывший уголовник, вспыльчив, частенько сталкивался с Ляховым. Запрос на него Крюк уже заготовил и собирался передать утром по рации.

И ещё Цыганок.

Если убийство произошло ночью, то у Цыганка полнейшее алиби, а если нет, то он тоже попадал в число подозреваемых. Но его Крюк решил пока не допрашивать.

Не стал он вызывать и жену Мокина, попросил Петухова осторожно выяснить, ночевал ли в ту ночь у неё муж, и вызвал на допрос Мокина.

Мокин вошёл, поздоровался, подождав приглашения, опустился на стул. Некоторое время Крюк молчал, разглядывая его. Был Мокин широк в плечах, флегматичен. Тяжеловатое лицо казалось длинным из-за глубоких складок. Кожа коричневатого цвета, обычно такой она бывает у людей, много времени проводящих на улице. Глаза тёмные, цепкие. Крюк перевёл взгляд на руки: они спокойно лежали на коленях, крупные, согнутые в пальцах руки с пятнышками несмываемой металлической пыли.

– Что вы делали в ту ночь, когда Ляхов ушёл с буровой? – задал первый вопрос Крюк.

Мокин помолчал, медленно, взвешивая каждое слово, начал рассказывать.

– Когда Ляхов, значит, ушёл, мы сдали смену с верховым и пошли в столовую. Там перекусили, потом пошли отдыхать.

Он выжидательно посмотрел на следователя, дескать, что ещё интересует, и Крюк отвернулся к окну, собираясь с мыслями: судя по всему, Мокин сам много говорить не будет.

– Ваша жена работает здесь поварихой?

– Да.

– Вы в ту ночь пошли к ней в вагончик?

– Сначала, значит, я к ней зашёл, ну а потом к себе…

– Долго были у жены?

– Нет, недолго.

– А сколько, не помните?

– Думаю, с полчаса…

– Хорошо, а дальше?

– Пришёл к себе, лёг спать.

– И сразу уснули?

– Нет, не сразу. Сосед мой, Зотов, проснулся, стал курить. Потом, значит, на улицу пошёл. Я уснул, а он вернулся, мелкашку ещё уронил, она загремела, я, значит, проснулся. А потом уже не спалось, пошёл на буровую.

– А Зотов, когда выходил, одевался?

– Не помню… Кажется, сапоги надел и телогрейку, сентябрь же, холодно…

– И долго его не было?

– Этого не могу сказать, уснул, а долго спал или нет, не знаю.

– И на часы не посмотрели?

– А зачем? До утра было ещё далеко, на смену не опаздывал.

– Скажите, Мокин, между вашей женой и Ляховым…

Мокин опустил глаза, на скулах у него заходили желваки, сказал:

– Может, что и было, но это дело уж наше, семейное, мы сами, значит, и разберёмся.

– Дело-то семейное. Только вот Ляхова убили, и может, это сделали именно вы…

– Может, и я, – спокойно согласился Мокин. – А может, кто другой.

– А если вы, напоминаю: чистосердечное признание облегчит наказание…

– Не в чем признаваться, – сказал Мокин.

– Хорошо, – после паузы произнёс Крюк. – Значит, Зотов ночью выходил и некоторое время отсутствовал. Мелкокалиберную винтовку он брал с собой?

– Откуда я знаю? Винтовка его, он и распоряжается.

– И вы не видели?

– Не видел.

– А как относился Зотов к Ляхову?

– Плохо… Не любили они, значит, друг друга. А почему, не могу сказать, не знаю, не интересовался.

– А что произошло вечером?

– Вечером?.. А что произошло?

– Что вам сказал Зотов в столовой?

– А, в столовой… Поругались они в тот вечер с Ляховым, вот Зотов и сказал об этом.

Мокин помолчал, потом добавил:

– А ещё он сгоряча сказал, что не жить кому-то из них.

– Именно так и сказал?

– Да.

Крюк вспомнил, что ему говорил Правдоискатель о ночном крике, и неожиданно для самого себя спросил:

– Мокин, а почему ваша жена ночью плакала?

Мокин поднял на следователя глаза, Крюку показалось, что тот улыбается.

– Семейное это дело… Ударил я её тогда. Баба есть баба, поучил малость.

– За что же?

– Так за что мужик бабу учит… Ужин не понравился, значит, или обхождение, или глянет не так… Это, товарищ следователь, самое сложное, значит, дело, семейная жизнь. Тут всякое бывает… Вот вы говорили, что моя жена вроде с Ляховым… А теперь, значит, представьте себя на моём месте, что бы вы сделали?.. Я вот бабу побил. Чтобы разговоров таких не было. Может, и не виновата, а разговоры, значит, идут, надо что-то делать…

– А Ляхова не убивали?

– Что мне грех на душу брать…

– Идите.

Мокин вышел.

В окне мелькнул Петухов, постучал.

– Можно, – улыбнулся Крюк. – Хозяину всегда можно, что вы так робко, Иван Петрович.

– Да вас разве поймёшь, то одно, то другое… У Мокиной я был. Заходил к ней Устин, ненадолго. Плачет баба, бил он её…

– Может, вызвать, допросить? – неожиданно для себя спросил Крюк.

– Сейчас не надо, – покачал головой Петухов. – Истерика у неё. Пускай успокоится. Да и вам отдохнуть надо, вон уже ночь на излёте, солнце поднимается.

Крюк посмотрел в окно: действительно, уже начинался серый рассвет. Он выключил лампу, потянулся.

– Может, вздремнёте часик? – пожалел его Петухов.

– Надо ещё Зотова допросить, а потом уже передохну…

– Ну как? – полюбопытствовал Петухов.

Крюк опять улыбнулся, так наивно прозвучал вопрос мастера, покачал головой.

– Да, это дело такое, – задумчиво произнёс Петухов. – Я вот и так и сяк кручу. Женька вот мог убить, были у них всякие вопросы. У Устина с жинкой не всё ясно. Коробов, тот не мог… хотя и мог… Студент вот, и тот мог бы, да пацан ещё…

– Ну, вы мне сейчас наговорите, что я совсем запутаюсь, – засмеялся Крюк. – Давайте лучше Зотова ко мне…

– Что вы делали ночью, когда ушёл с буровой Ляхов?

– Что я делал, гражданин следователь? Ночью спят обычно, я вот тоже это делал.

– Я спрашиваю, Зотов, вы ночью выходили на улицу?