Мария Воронова - Сама виновата [litres]

Утром в субботу Ольга позвонила мужу и сказала, что дает ему время до восьми вечера, чтобы убраться из ее квартиры.

– Олечка, ты просто сильно расстроена, а в таком нервном состоянии нельзя принимать важные решения. Ты сейчас не можешь мыслить здраво.

– Почему это?

– Хотя бы потому, что ты ушла из дому на ночь глядя. Разве это поступок адекватного человека? Я понимаю, на тебя столько всего навалилось в последнее время, ты пережила сильное потрясение… Тебе бы отдохнуть, но ты занялась сложным делом, и вполне естественно, что у тебя случился нервный срыв… Олечка, я все понимаю и совершенно не сержусь.

– Тогда собирай вещи и уматывай.

– Когда ты придешь в себя, то сильно пожалеешь об этих словах. Давай ты вернешься домой, и мы просто обо всем забудем. Я поговорю с твоей мамой, все объясню…

– Да? Прямо все-все?

– Обещаю, что она не будет на тебя сердиться, хоть ты и заставила ее всю ночь переживать.

– Короче, Борис, если в восемь ты еще будешь в моей квартире, то в одну минуту девятого я вызываю милицию. Пусть они тебя провожают по месту прописки, раз ты слов не понимаешь.

– Оля…

– Я все сказала.

Повесив трубку, она прислушалась. В квартире стояла тишина. Неужели Саня еще спит?

Ольга на цыпочках прокралась в ванную, умылась и оделась, а в кухне выяснилось, что предосторожности были напрасны. На столе, придавленная связкой ключей, лежала записка, в которой Саня сообщал, что уехал по делам, а Ольга пусть чувствует себя как дома, а если надо на улицу, то вот ключи.

Ольга усмехнулась. Она не ждала от Сани такой деликатности. Понятно, что никаких срочных дел в субботу утром у него нет, просто взрослым людям всегда неловко впервые просыпаться вместе, даже если между ними ничего и не случилось.

Она тщательно убрала свою постель и вообще проверила, чтобы в квартире Сани не осталось никаких следов ее ночевки. Хотелось сделать что-то хорошее, например прибраться или приготовить Сане полноценный обед, но со стороны это будет выглядеть дешевой попыткой захомутать мужика. Лучше она купит ему коньяк и отдаст вместе с ключами. Да, это задаст их отношениям формат строгого и бесполого служебного товарищества. Вот и отлично.

Приписав к Саниному посланию слова благодарности, Ольга ушла и скоротала день на Невском проспекте. Посетила Дом литературного творчества, потом пробежалась по Пассажу и Гостиному Двору, но как назло, ничего не выбросили. Ни одной достойной очереди, чтобы с пользой провести время.

Оставшиеся до часа «Х» минуты она добила в Доме книги, откуда тоже ушла без покупок.

Казалось бы, ничего не делала, а устала как собака, и хотелось только одного – упасть в кровать и уснуть.

По дороге домой она пыталась наскрести в себе силы для мощного скандала, но это не потребовалось. Муж собрал вещи и уехал, а дверь маминой комнаты встретила ее звенящей тишиной.

«Трус, он и есть трус, – ухмыльнулась Ольга, – милиции испугался».

Вспомнив, что целый день ничего не ела, она прошла на кухню и сделала себе пару бутербродов с сыром.

Мама так и не появилась, только ботики в углу под вешалкой указывали на то, что она дома.

Ольга вздохнула. Веселенькая ее ждет жизнь: с одной стороны – развод, с другой – бойкот. Ладно, утопим горе в работе и дома будем только спать.

Она приготовила себе ванну, долго лежала в ней, а когда вышла, мама сквозь зубы процедила, что ей звонил мужчина.

– Кто?

– Какой-то Черепанов.

– Это по работе.

– В десять вечера субботы, ну разумеется!

Ольга потянулась к телефону, но мама вдруг преградила ей путь:

– Опомнись, доченька, что ты творишь!

– Я не хочу это обсуждать.

– Если уж ты завела любовника, то хотя бы умей скрыть это от мужа, а не валяйся с ним открыто, как драная кошка! Нельзя, знаешь ли, думать одними гениталиями!

– Мама, у меня нет любовника, хоть это тебя и не касается.

– Ты моя дочь, и я несу ответственность перед людьми, что воспитала такую шалаву!

Ольга заплакала. Вдруг хлынула наружу боль, будто гнойник вскрылся. Она вернулась в свою комнату, хлопнув дверью, и упала на кровать лицом в подушку.

Надо было отплакать, что счастливая жизнь оказалась жалкой иллюзией, а настоящее проходит мимо и, наверное, никогда ее не коснется, и детей у нее никогда не будет, и останется она совсем одна.

Она не услышала, как мама вошла и села рядом, только вдруг почувствовала на затылке теплую ладонь.

– Все еще можно исправить, – сказала мать непривычно мягко, – просто позвони Борису, и он вернется.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам мне сказал. Оля, он прекрасный человек и понимает, как ты издергалась в последнее время, поэтому готов тебя простить.

Она рывком села на кровати, вытерла глаза ладонью и всхлипнула:

– А отчего я издергалась, он тебе случайно не сообщил?

– Ну как же… Ты завела роман на стороне.

– Ах, вот как? А он не уточнил, что это был роман с тремя мужиками сразу и против моего согласия, а он его спокойно созерцал и даже не пытался меня отбить?

– Что? – мать отдернула руку. – Доченька!

– Нет-нет, не волнуйся, мне все же удалось не ответить им взаимностью. Вовремя подоспели какие-то ребята и шуганули этих козлов, так что я не пострадала.

Мама порывисто обняла ее и поцеловала в глаза, как в детстве. Ольга положила ей голову на колени.

– И он тебя не защищал?

– Не-а… Стоял, как истукан, хоть штаны не намочил, и на том спасибо.

– Господи… И ты с ним еще пыталась жить после этого?

– Как видишь.

– Себя только ломала под подлеца и труса. Ну все, теперь пусть он только тут появится! Я сама с ним разберусь! – Мама снова обняла ее. – Он быстро сюда дорогу забудет, и ты тоже не думай с ним мириться. И слава богу, что у вас не было детей. От такой слякоти рожать, оно тебе надо, дочка?

– Дети всегда хорошо.

– Мужик должен закалить свои яйца, прежде чем давать потомство!

Ольга засмеялась и тут же снова всхлипнула.

– Мам, а ты почему мне сейчас веришь? Ты же обычно слушаешь всех, кроме меня.

– Оль, а вот как тебе верить, если ты всегда темнишь, вечно скрываешь? Даже сейчас – могла бы сразу все рассказать, а ты столько времени мучилась.

– А надо обязательно душу выворачивать перед тобой, чтобы получить сочувствие? Ты же тоже никогда меня не поддерживала просто так. Сначала надо было к тебе с исповедью прийти, покаяться во всех грехах, которые ты, кстати, далеко не всегда отпускала.

Ольга тут же пожалела о своих словах, думала, мама обидится и уйдет, но она только вздохнула:

– Не знаю, почему так… Наверное, я знала, что мой первый долг – воспитать тебя достойным человеком, и очень боялась не справиться.

– Но теперь-то что выросло, то выросло.