Ирина Мельникова - Бесы Черного Городища

— Это мадемуазель Елена Коломейцева, воспитательница Темы, младшего сына председателя губернской судебной палаты Гейслера.

— Председателя?! Гейслера?! — Алексей едва сдержался, чтобы не выругаться в присутствии барышень. Что за новое наказание свалилось на его голову! Он представил на мгновение реакцию Тартищева на случившееся. Федор Михайлович и так не слишком ладил с Гейслером. Трения между ними возникали перманентно и не всегда разрешались мирно.

Похищение среди дня ребенка, причем сына столь важного чиновника, было невиданным для Североеланска событием, Одно из двух: судье решили по-крупному отомстить или содрать с него приличный куш в обмен на жизнь малыша.

— Как вы здесь очутились? — спросил он воспитательницу. — Дом губернского судьи за добрый десяток кварталов от этого места.

Девушка вновь залилась слезами и в изнеможении повисла на руках у Лизы.

— Лена недавно в городе. Она отправилась с Темой на прогулку в парк и заблудилась, — пояснила Лиза и с осуждением посмотрела на Алексея, словно он задал не вполне уместный вопрос, а спросил нечто крамольное.

Алексей хотел сказать, что у человека имеется язык для того, чтобы узнать дорогу, а для дальних прогулок в приличных семействах принято нанимать извозчика или снаряжать собственный экипаж. Но увидел бледное лицо девушки и решил все неприятные вопросы задать чуть позже.

Однако она, похоже, справилась с первым приступом отчаяния и срывающимся от слез голосом ответила:

— Тема попросил покатать его на лошадках. Знаете, такие деревянные, расписные, на детской карусели. В прошлое воскресенье нас возили в парк, и ему там очень понравилось.

И мне показалось, что я запомнила дорогу и без труда доберусь туда пешком.

— Простите! — перебил ее Алексей. — Вы можете описать внешность похитителей?

— Я ничего не успела разглядеть. — Воспитательница побледнела. — Но зачем Тему украли?

— Я бы сам хотел это узнать! — сказал Алексей не слишком приветливо. Девушка выглядела сущим ангелом, хотя и заплаканным, но по прежнему опыту он знал, что порой за невинным обликом скрывается настоящее исчадие ада, и все же не стал делать скоропалительные выводы. Просто более пристально оглядел ее с ног до головы. И, видно, промелькнуло» его глазах нечто такое, отчего Лиза тотчас помрачнела и, обратившись к гувернантке без прежней симпатии, довольно резко заметила:

— Вам, милочка, доверили присматривать за ребенком, а вы, простите меня за откровенность, повели себя как последняя дура! Это преступление — быть такой легкомысленной и беспечной особой!

Конечно, Алексей знал о Лизиных талантах не лезть за словом в карман и выражать свои мысли слишком прямолинейно, но даже он был поражен столь быстрой сменой ее настроения и превращением из защитницы бедной девушки в обвинителя.

Та снова захлюпала носом, но Лиза отвернулась от нее и требовательно спросила:

— Что будем делать? Как я поняла, похитителей вы не догнали, и если вернулись пешком и в расхристанном виде, значит, с коляской что-то случилось!

— Случилось! — махнул рукой Алексей. — Но я все исправлю, вы не беспокойтесь!

Лиза смерила его скептическим взглядом, но не успела открыть рот. Алексей жестом подозвал к себе извозчика, таращившегося на толпу с высоты своего облучка, и тихо попросил Лизу:

— Поезжайте, пожалуйста, в полицию и сообщите о происшествии. — Он вынул часы из кармана жилета и посмотрел на них. — Федор Михайлович должен находиться на месте.

Значит, агенты тоже еще не разошлись. Расскажите Вавилову, а лучше самому Федору Михайловичу, что здесь случилось. В деталях, которые вам удалось заметить. Экипаж, внешность похитителей, при каких обстоятельствах им удалось выхватить ребенка из рук воспитательницы. А я проеду сейчас вместе с мадемуазель к ее хозяевам и сообщу им печальное известие.

Лиза негодующе фыркнула, смерила Алексея негодующим взглядом и поднялась в пролетку. Ей явно не понравилось, что ее отсылают, но она была дочерью полицейского и знала, что в подобных случаях капризы и неповиновение сродни предательству. И хотя ее прямо-таки с дьявольской силой тянуло поступить наперекор указаниям Алексея, она боялась изрядно навредить расследованию преступления. И потому смирилась со своей печальной долей и согласилась в одиночку отправиться в управление сыскной полиции, возглавляемое ее бесценным папенькой, Федором Михайловичем Тартищевым.

— Всего хорошего! — буркнула она Алексею и с неожиданным высокомерием произнесла, обращаясь к воспитательнице:

— Как это ни прискорбно сознавать, но места своего, милочка, вы лишитесь! Причем сегодня же и с очень плохими последствиями. Репутация ваша пропала даже в том случае, если ребенка найдут очень быстро. А если с ним что-нибудь случится, то вам и вовсе грозят арестантские роты…

Несчастная с ужасом уставилась на нее, затем закрыла лицо руками и вновь зашлась в громком плаче. Алексей с недоумением посмотрел на Лизу. Куда девалась ее способность сострадать всякому страждущему и сочувствовать всякому нуждающемуся в сочувствии?

Но Лиза ответила на его взгляд не менее высокомерным кивком головы. И, выпрямив величественно спину, а также вздернув подбородок, велела извозчику следовать на Тобольскую улицу в управление полиции.

Алексей огляделся по сторонам и заметил вдруг знакомый экипаж. Карп Лукич Полиндеев собственной персоной стоял возле открытых дверей небольшой кареты и с жадным любопытством взирал на Алексея и плачущую барышню. Зеваки, в полной мере удовлетворив свое любопытство, постепенно растеклись в разные стороны, и купец прямо-таки горел желанием разузнать подробности случившегося здесь происшествия из первых уст.

— Приветствую вас. Карп Лукич, — сказал Алексей и пояснил тоном, не терпящим возражений:

— По служебным делам вынужден использовать ваш экипаж и вашего кучера.

— Ради бога, ради бога! — засуетился купец. — Мы завсегда рады помочь, и с превеликим удовольствием! Сами недавно испытали! Тут пара шагов до моих складов, дойду как-нибудь! — И, бросив быстрый и опасливый взгляд по сторонам, понизил голос почти до шепота:

— И что? Много взяли?

— Чего много? — поразился Алексей.

— Ну, денег, стало быть! — Глаза купца горели жадным любопытством.

— Денег? — уставился на него Алексей. — Каких денег?

И тут же вспомнил предупреждение Тартищева, насколько критически следует подходить к показаниям свидетелей.

Зачастую они замечают то, что хотят заметить, слышат только то, что хотят услышать, и видят большей частью то, что не представляет для розыска особой ценности.

Поэтому, настроившись на интонацию Полиндеева, ответил ему: