Ирина Мельникова - Бесы Черного Городища

Илья полез в карман, вытащил кусок облепленного крошками рафинада и бросил его овчарке. Но та лишь обнюхала сахар и снова перевела взгляд на ребенка и Алексея.

— А говоришь, собаки тебя боятся, — сказал Алексей, — вон как она хвостом виляет.

— Она за мальчонку радуется, потому и страх забыла, — ответил важно Илья. — А мои заговоры против цепных псов горазды! — Он озабоченно спросил:

— Как теперь спускаться станем? С мальчонкой на руках тяжеловато придется.

— Первым пойдешь, страховать меня будешь, — сказал Алексей. — Я после вернусь, осмотрю пещеру и все вокруг, а ты отвезешь мальчика в больницу и сообщишь в полицию, что ребенок нашелся. И еще передай, чтобы пару агентов мне на помощь прислали. Надо здесь засаду устроить, вдруг…

Не успел он закончить фразу, как внизу раздалось ржание лошади и стук колес.

— Отнеси мальчика в тень и пригнись! — приказал Алексей. — Посмотрим, кто пожаловал.

Илья исполнил приказание и пристроился рядом с Поляковым за большим валуном. Сверху им была видна лишь голова лошади, все остальное укрывалось за скалой.

— Гляди, чтобы собака не залаяла! — предупредил шепотом Алексей. Илья молча показал овчарке кулак, и она будто поняла, что от нее требуется, подползла к мальчику и улеглась рядом.

— То-то, сторожи! — строго сказал Илья и повернулся к Алексею. — Думаете, сюда полезут?

— Зачем-то же остановились, — шепотом ответил Алексей, посмотрим!

В это время из-за скалы показался человек, и Поляков едва сдержался, чтобы не присвистнуть от удивления. Илья тоже его узнал.

— Наумка! Дисконтер! — Он покачал головой. — Ну, этот точно никуда не полезет. Разве прихватил кого?

Наумка, опираясь на костыли, с трудом прошелся взад-вперед по дороге. Затем скрылся за скалой.

— Уедет! — предположил Илья. Вытянув шею, он наблюдал за дорогой. — Видно, по нужде выходил. Или ноги размять! Они у него едва ходят!

— Один он не ездит. Обязательно с кем-нибудь, чтобы помог ему с коляски на землю спуститься, — пояснил Алексей.

Но, к их изумлению, Наумка появился снова, однако уже без костылей и даже без палочки. Двигался он медленно, но довольно резво для человека с искалеченными ногами. Он подошел к тому месту, где начиналась тропинка, ведущая к пещере, и некоторое время стоял, задрав голову вверх: разглядывал подступы к провалу.

Не заметив ничего подозрительного, Наумка стал осторожно карабкаться по камням вверх по тропе. На плече у него висела свернутая в кольца веревка, на шее — шахтерский масляный фонарь, в землю он упирался чем-то похожим на топорик с острым клювом и длинной рукояткой. Одет Наумка был в засаленную куртку и столь же грязный бархатный картуз.

Длинные пейсы и борода развевались по ветру. Наумка, то и дело поправляя их, громко бранился на странной смеси русского языка и идиш.

— Вот тебе и увечный, — прошептал рядом Илья, — здоровому сто очков вперед даст.

— Тише! — приказал Алексей. — Давай отползем. Посмотрим, что будет делать, когда к пещере поднимется.

И они, стараясь не производить большого шума, отползли в те же кусты, где лежали Тема и овчарка.

Наумка поднимался к провалу не менее часа. Его было трудно упрекнуть в том, что он намеренно испытывает терпение тех, кто поджидал его в засаде. Больные ноги давали о себе знать и заставляли его частенько останавливаться и, тяжело отдуваясь, долго переводить дыхание. Наконец его лицо, красное, с выпученными от напряжения глазами, показалось из-за камней. Пейсы и борода слиплись от пота и уже не докучали своему владельцу. Наумка почти вполз на площадку перед входом в пещеру и рухнул на камни, тяжело дыша и что-то быстро и еле слышно причитая себе под нос.

Алексей прислушался. Еврей бормотал уже по-русски:

— Клянусь именем бога и святой Торы! В последний раз я ищу эту подлую тварь! Пусть мне будет хуже, но я убью ее своими руками.

Наум с трудом поднялся, снял с шеи фонарь, откинул стеклянный колпачок и запалил фитиль. Затем опустил колпак и, взяв фонарь в руки, с трудом поплелся к провалу.

— Что это за дыра? — Наумка остановился напротив лаза в пещеру, заглянул в него и, вывернув шею, попытался разглядеть, куда он ведет. Затем выпрямился и по-бабьи запричитал:

— Наум! Куда тебя несет? Тебе мало твоих бедных изувеченных ног? Ты хочешь сломать себе шею? И зачем?

Из-за старой облезлой суки, по которой плачет дитя. — Он вздохнул:

— Дитя плачет, и папа лезет в гору, чтобы упасть в пропасть и сломать себе шею.

Он был настолько увлечен панихидой по самому себе, что не заметил, как Алексей оказался за его спиной.

— Наум! — Поляков взял еврея за плечо. — Стоять!

Тот дернулся, словно от удара молнии, и в ужасе обернулся.

— О, боже! Что вам надо, господин полицейский?

— Это я спрашиваю, что тебе здесь надо? — Алексей сильно сжал его плечо и тряханул для острастки. — Вижу, ты и про ноги забыл?

— Ноги? — Наум обреченно махнул рукой и скривился. — Разве это ноги? Это страдание моей жизни! Это наказание…

— Прекрати болтать! — прервал его Алексей. — Признавайся, зачем полез в пещеру.

— Так собака! — выпучил глаза еврей. — Жалкая облезлая тварь. Пропала третьего дня. А сегодня прискакал какой-то мальчишка и говорит, что она в провал свалилась.

— И ты приехал ее выручать? — Алексей повернулся в сторону кустов и приказал:

— Илья, выпускай!

Но овчарка без команды уже выскочила из кустов и бросилась к Наумке. Тот испуганно вскрикнул и прикрыл голову руками.

Следом из кустов появился Илья. Он отряхнул налипший на штаны мусор и повинился.

— Не удержал чертову псину! Шельма прямо! Чуть руку мне не откусила.

Пес надрывался лаем и норовил броситься на еврея. Лицо Наумки от испуга стало похожим на недозрелую сливу: приобрело тот же зеленовато-синий оттенок.

— Твой пес? — спросил Алексей и ухватил овчарку за холку.

— Ни боже мой! — захныкал Наумка. — На что мне этот телок? Жрет много, а толку? У меня пудель был. Черный такой. С валенок размером. Да и с виду на валенок смахивал.

Ума не приложу, как он за городом мог очутиться?

— Ладно, допустим, что ты искал здесь пса. Ну а если в пещере обнаружатся твои следы? Если я выясню, что ты там бывал неоднократно? — продолжал допытываться Алексей.

— Зачем мне там бывать? — вытаращил глаза еврей. — Я за собачкой… Дочка плачет…

— Некого было за собакой отправить? Вон сколько шантрапы возле тебя крутится! Послал бы пару своих учеников, им не привыкать бродяжить.

— Что вы такое говорите, господин начальник, — вытаращил на него глаза Наум. — Они мастера… — Еврей поперхнулся, чуть не выдав себя. Ведь он всегда открещивался от своих питомцев.

В это время из кустов послышался детский плач.