Анатолий Степанов - Деревянный самовар

Пес дышал ему в лицо. Обтекаемая целесообразная в нацеленности на убийство живого и радостная от этого морда добермана была у его глотки. А он лежал на спине и не мог встать: бессильные, будто пустые, руки и ноги непонятными невидимыми путами были прижаты к зыбучему песку. Не выдержав последнего сверхъестественного усилия, его голова упала затылком на песок, открывая еще мгновенье тому назад прикрытую подбородком доступную мягкую шею. Доберман понятливо и удовлетворенно улыбнулся…

– Товарищ подполковник, пора! – сказал доберман. Смирнов открыл глаза. И не доберман вовсе, а порученец начальника краевого управления милиции капитан Ступаков склонился над ним и нежно даже, деликатно теребил за плечо.

– Спасибо, Ступаков, – Смирнов опять прикрыл глаза, тяжело было векам, но мощным волевым усилием вновь открыл их и вспомнил, что следует поздороваться: – Ну, здравствуй.

– Здравствуйте, Александр Иванович! – безмерно восхитился смирновским пробуждением Ступаков и доложил: – Завтрак готов, машина будет через сорок минут, рейс на Нахту через два часа.

Вроде бы и пил Ступаков вчера со всеми наравне, но ныне был подобен пробудившемуся и восторженно радующемуся бытию невинному дитяти. Молодой, стервец.

Смирнов спал голым, поэтому попросил:

– Удались, Ступаков. Я одеваться буду.

– Я в соседней комнате, – улыбаясь, информировал Ступаков. – Если что…

– А что если что? Что – если? – бормотал в ванной Смирнов и энергично намыливался, преодолевая похмельную заторможенность.

Преодолел. Вышел в гостиную бритым, мытым, наодеколоненным и одетым. В гостиную квартиры для почетных гостей, обставленную, по милицейским краевым понятиям, со столичной роскошью. В отчетности, вероятно, проходила как конспиративная.

Ступаков встал, сидел он не в кресле – на стуле, предложил на выбор:

– Кофе, чай?

– Чай, – без колебаний выбрал Смирнов.

Чай был настоящий – крепкий, свежий, хорошего сорта. Чуть приостыл, и теперь можно хлебать его крупными глотками. Смирнов хлебал. К третьей чашке явился генерал Есин и рявкнул:

– Ступаков, что ж ты, мерзавец, гостю полечиться не предложил?!

– Не посмел, товарищ генерал! – громко доложил капитан Ступаков.

– А еще милиционер! – укорил генерал и распорядился: – Пошуруй в холодильнике.

– Петр Петрович, может не надо? – без особой убедительности выразил вялый протест Смирнов. Есин глянул на него гневно выпученным генеральским глазом, полюбопытствовал зловеще:

– Обидеть хочешь?

– Никак нет, – с удовольствием сдался Смирнов.

Ступаков принес и расставил, а генерал разложил и разлил. На двоих. Смирнов коварно посоветовал:

– Петр Петрович, давай капитана замажем, чтобы не трепался.

– Он у меня не из трепливых, – погордился подчиненным генерал, но к совету прислушался. – Третий прибор, Костя.

Когда подняли три стакана, – генерал для похмелки принципиально пользовался большими дозами в больших емкостях, – он еще раз погордился:

– Крайкомовская экстра. Специально для первого, тройной очистки, на целебных таежных травах. Твое здоровье, дорогой гость!

И, никого не дожидаясь, первым опрокинул в себя стакан. Как говаривал поэт Михаил Светлов: «Водка бывает двух сортов – хорошая и очень хорошая». Смирнов выпил и решил, что выпитая водка – очень хорошая. Не мешкая, генерал разлил по второй, столь же объемной.

– Петр Петрович! – фальшиво взмолился слегка расслабившийся Смирнов.

– Времени в обрез, – строго заметил генерал.

Ну, раз у генерала времени в обрез – выпили, конечно. Быстро пожевали салатику. Генерал бросил вилку и приказал:

– Гитару, Костя.

В хорошем темпе вел гонку генерал: двести пятьдесят внутри – следовательно, песня требуется. Смирнов рассчитывал, что петь и играть будет капитан Ступаков, но гитару взял генерал и, умело и осторожно тронув струны, запел, по-приблатненному пришепетывая и музыкально:

…С давно-давно уже не слышанной песней пришла молодость, тревожность чувств, влажные последождевые бульвары, запах рядом, совсем рядом существовавшей девушки в светлом платье, наводившие грусть марши медных оркестров, вокзалы и рельсы дороги в никуда…

Генерал допел песню до конца, пристроил гитару на коленях и разлил по третьей, совсем понемножку, пояснив:

– Посошок на дорожку.

Эту выпили формально. Генерал хотел было спеть еще, но передумал и отбросил гитару на диван – возжелал вдруг говорить:

– Мы ведь с тобой одногодки, Александр, но я – генерал, а ты – подполковник. Почему бы это?

– Вопрос чисто риторический? Ты, Петр Петрович, сам на него отвечать собираешься?

– И да, и нет. Сначала – ты, а потом – я.

– Тебе очень хотелось стать генералом.

– А тебе не хотелось?

– Хотелось, но не до жжения.

– Ну, вот… Сам нарвался, – усмехнулся генерал. – Наверное, ты прав, а, наверное, и не прав.

– Мой один приятель точнее выражается, – перебил Смирнов, – он говорит: «И ты прав, и ты прав». Довольны бывают все.

– Ты – словоблуд, московский словоблуд! – разозлился генерал: – Я песню спел, я по-человечески рассказать хотел, как эта песня всю мою жизнь определила, а ты…

– Ну, не сердись, не сердись, Петр Петрович. Я понял, как ты генералом стал: пожертвовав любовью и столичным комфортом, уехал в глушь…

– Ох, и недобрый ты, Александр, – протянул генерал. – Не спорю, специалист ты – супер, а по характеру – московская ледышка.

– Обиделся? – сочувственно поинтересовался Смирнов. Генерал горестно кивнул. – Давай еще выпьем!..

– Косте не надо, – соглашаясь, все же внес коррективы генерал. Костя, слегка отвязавшийся по причине поддатия начальства, мурлыча «Сиреневый туман над нами проплывает» – понравилось, переселился на диван и уселся, фривольно закинув ногу на ногу. Генерал и подполковник выпили. Подумав, генерал заметил:

– Ты уже в отпуске, а мне весь день еще пахать.

– Рейс через пятьдесят минут, – индифферентно информировал с дивана капитан Ступаков.

Генерал властно решил:

– Подождут!

Черная «Волга» мчалась по целинной траве аэродрома местных линий к взлетно-приподнятому, как водилось в старину, пришедшему из военного времени от «Дугласа» «ИЛу-14».

– Летает, старичок, – растроганно заметил Смирнов. Как всякий выпивший, расчувствовался. – «Дуглас» напоминает, с которого я в войну прыгал.