Людмила Мартова - Туман над темной водой

На участке, точнее, в вольере, в котором собаки запирались, когда в дом приходили гости, тоже стояли большие миски, видимо, с чистой водой. В общем, жизнь у собак была хорошая, сытая и вольная. И за ту основательность, с которой Полиект Кириллович брался за все дела, Ирина его очень сильно уважала.

После того как соседи узнали ее историю, они прониклись к Ире и Ванечке горячим сочувствием, помогали во всем чем могли. Полиект Кириллович, правда, считал, что она не должна была прятаться и сидеть теперь в деревне сложа руки.

– Что ж ты тут, до морковкина заговенья жить станешь? – горячился он. – Ты женщина молодая, красивая, тебе в цивилизацию надо. Ладно, лето, погода хорошая, а осенью? Дожди зарядят, глина размокнет, потом снег выпадет. Нет, воздухом надышитесь – и надо тебе домой возвращаться, решать свои проблемы. Ни одно важное дело само собой не сделается.

– Если бы я знала, что предпринять, я бы и убегать не стала, – слабо сопротивлялась Ирина. – Нет у меня таких знакомых, чтобы могли мне помочь. Нет, я уж тут пересижу, пока все аукционы не закончатся, а потом вернусь. Хочется верить, что про меня к тому моменту забудут.

Полиект Кириллович только качал головой, лысой, похожей на шар для боулинга, а Светлана утирала глаза уголком фартука, который, кажется, не снимала ни днем ни ночью, – сочувствовала.

Свет в доме Куликовых гас довольно рано, часов в десять вечера, не позже. Это сидящая на крылечке Ирина видела отчетливо. Сама она уходила спать около одиннадцати, когда сменившая дневную жару прохлада, в свою очередь, уступала место холодному дыханию ночи. Плечи, открытые всем ветрам легким сарафаном, покрывались мурашками, начинали подмерзать ноги, и Ира, задув спиральку фумитокса, уходила в дом, заперев дверь изнутри на тяжелый, надежный засов.

Вот и сегодня она все пыталась заставить себя встать с крыльца, на котором ей так славно сиделось, но отчего-то медлила, не в силах оторвать взгляд от пламенеющего на краю деревни заката. Ну надо же, уже середина июня, скоро два месяца, как она живет здесь, в деревне, откуда такой далекой, такой эфемерной кажется вся ее предыдущая жизнь.

Ира помнила, что и раньше, в детстве, на каникулах, у нее частенько возникало такое чувство полной отрешенности, отрезанности от всей привычной жизни. Школа, родители, друзья и подружки казались оставшимися где-то далеко-далеко, а реальными оставались только плеск воды в реке, звук молочной струи, ударяющей в ведро, запах свежеиспеченного хлеба и картина огненного заката.

Или это гены дают о себе знать таким вот странным образом? Тот самый неведомый голос крови, в который в их семье никто не верил. Особенно родители. Для отца не существовало ничего, кроме его работы. Он мог сутками вообще не вставать из-за микроскопа, проводя в лаборатории все свободное время. А мама давно привыкла считать своей аккуратную, ухоженную пастораль немецкого городка, в которой, на Ирин взгляд, было совсем не за что зацепиться глазу. Ей в Германии больше всего не хватало простора. Того самого простора, которого здесь, в деревне Заднее, было сколько душе угодно.

Неожиданно послышался странный звук. То ли треск сучьев под чьими-то ногами, то ли приглушенный возглас. Ирина тут же напряглась. За два месяца она привыкла к царящей в округе абсолютной тишине, никогда не прерываемой новыми звуками. Треск повторился снова, словно кто-то шел, стараясь остаться невидимым и неслышимым для постороннего уха.

Волоски на обнаженных руках Ирины встали дыбом. Она и сама не знала, от страха или от все больше и больше сгущающейся ночной свежести. Порывисто вскочив с крыльца, она выглянула на улицу. Здесь не было ни одного фонаря, хотя сейчас июньскими белыми ночами и без света отчетливо виднелось, что она совершенно пустынна. Наискосок через дорогу чернел окнами дом Куликовых. Соседи, как и положено в этот час, уже спали.

Ира вернулась к своему дому, отворила калитку в огород, зашла туда. Под ноги ей кинулся кто-то юркий и жаркий. Сердце зашлось, потому что кошек в их деревне не водилось. Куликовы держали огромных собак, в пустующих домах никто не жил, даже дачники, постепенно обживающие свои домики в деревушках поближе к Соловьево. Ирина бы, может, и не отказалась от котенка здесь, в деревне, но возиться с ним в круговерти ее городской жизни было совершенно невозможно, да и взять негде.

Повторился шорох, в двух шагах от Ирины взметнулся фонтанчик земли, и она вдруг поняла, кто это хозяйничает в ее огороде. Ну, конечно, кроты. Облегченно выдохнув, она вдруг осознала, как сильно испугалась. Все это время она невольно боялась, что ворвавшиеся в ее жизнь бандиты найдут место, где она так хорошо схоронилась. Неизвестно как, но вычислят, что она здесь, в Заднем, и приедут, чтобы ее наказать. Кротов же можно не бояться.

Впрочем, перерытый огород, в котором ее трудами и при помощи Куликовых был наведен идеальный порядок, не входил в ее планы. Что ж, завтра же она попросит Полиекта Кирилловича через Интернет заказать специальные устройства для отпугивания кротов, которые можно воткнуть в землю.

Светлана Георгиевна говорила же, что ее муж заказывает в Интернете разные товары, которые потом привозят на почту в Соловьево, а он уже забирает их оттуда, когда ездит за продуктами. Что он и ее посылку заберет или возьмет Ирину с собой в коляске мотоцикла, чтобы она хоть на белый свет посмотрела. Вряд ли Светлана Георгиевна откажется присмотреть за Ванечкой.

На этой мысли, совершенно успокоенная, Ирина вернулась к крыльцу, вошла в дом, заперла за собой дверь и пошла спать.

Ночью ударила гроза. Молнии раскалывали небо, отчего в комнате казалось светло, как днем. Гром гремел с такой силой, словно мощенная булыжниками небесная дорога, по которой грохотала колесница, управляемая Зевсом-громовержцем, проходила в аккурат над деревней Заднее. Колесница ухала, стонала, скрипела огромными колесами, подпрыгивающими на поворотах.

Проснувшаяся Ирина с тревогой подскочила к кровати, на которой спала в детстве. Не проснется ли Ванечка, не испугается ли? Но малыш спал крепко и спокойно, ничуть не встревоженный ни молниями, ни громом, ни начавшимся сильным ливнем, наотмашь бившим по стеклам, отчего те дрожали и тоненько звенели, жалуясь на незаслуженную порку.

Из форточки тянуло прохладой и тем особым ароматом, который всегда приносит летняя гроза. Бабушка говорила, что в это время воздух насыщается озоном и дышать им особенно полезно, если потом всю зиму не хочешь болеть. Болеть Ирина не хотела, а уж сыну и вовсе желала здоровья без меры, но форточку предпочитала закрывать, боялась шаровой молнии.

В детстве все дети деревни отчаянно боялись шаровой молнии, и Ира боялась тоже. И просила бабушку закрыть форточки, а та только смеялась в ответ и рассказывала о пользе озона. Однажды во время грозы Ира выбежала на двор, в туалет, а когда вернулась, то неплотно прикрыла входную дверь, ведущую из сеней в дом. Молния, словно притаившаяся в огороде в ожидании подходящего случая, тут же вплыла в комнату, втянутая сквозняком, зависла между потолком и полом напротив печки, и Ира, вбежав в комнату, чуть ли не уткнулась в нее и замерла неподвижно, успев отметить краем сознания лишь белое-белое лицо бабушки.