Жан Рэ - Эдмон Белл и инспектор Тригсс [Повести]

— Теперь я соберу задания прошлой недели, чтобы разобрать их вместе с вами. Я попрошу вас выложить их перед собой на пюпитры.

После привычной суеты — шумно открывающиеся и закрывающиеся пюпитры, поиски в портфелях и т. д. — мэтр Пилмотт собрал тетради. Затем вернулся на свое место за столом.

— Тишина! — приказал он, пробегая взглядом лежащие перед ним сочинения и вслух оглашая названия. — Выберем сочинение с описанием: «Горы Кумберленд» Льюиса Олтуотера…

«Коллоквиум между культиватором и шахтером» Джорджа Сандерса. Прекрасный выбор темы…

«Кораблекрушение»… Ага, Перси Орвилл, когда вы наконец расскажете нам о том, что читали!

Гордон Саммерс: «Один день в Лондоне»… Превосходно, но думаю, не ошибусь, ощущая аромат Диккенса. Будьте более оригинальным, Гордон, никому не подражайте, даже нашему великому Диккенсу.

— Эдмонд Белл… — Голос учителя зазвенел строго и угрожающе.

— Здесь, сэр! — ответил звонкий мальчишеский голос.

— Это не то, что я требую от вас, Белл… Я хотел бы больше уважения к тому человеку, который стремится сделать из вас умного и респектабельного гражданина. Где вы откопали такую тему для сочинения: «Портрет весьма уважаемого сира Абнера Шорта». Молодой человек, вы будете наказаны за недостаток уважения. А это что такое?..

Перед ним лежал листок, покрытый тонким почерком. Похоже, он вызвал смущение учителя.

— Джим-Гост… — проворчал он. — Кто такой Джим-Гост?

Ясно, что ни один ученик не носил имени Джим-Гост, что означало Джим-Призрак!

— Один из вас подсунул мне этот листок, — раздраженно продолжил учитель Пилмотт. — Это немыслимо и… — Он замолчал и покраснел. Он вспомнил, что сам собирал сочинения с пюпитров. И не мог обвинить ни одного из пяти учеников в проделке. Мальчишки с удивлением смотрели на него. Поскольку учитель был человеком справедливым, он решил, что обязан извиниться. — Речь идет о незначительной проделке, — сказал он, смущенно улыбаясь. — Сожалею, что подумал на одного из вас, как на автора шутки.

Подростки сверлили учителя невинными глазами.

— Сэр, — вдруг спросил Эдмонд Белл, — что было на пюпитре Джима-Госта? И какую тему выбрал сей новый ученик?

— Новый ученик, — пролепетал учитель. — Ах да… — но спохватился и строго продолжил: — О чем вы, Белл? По какому праву ученик задает подобные вопросы учителю? Должен ли я наказать вас за грубость?

Самый юный ученик пожал плечами и продолжил:

— Я знаю, как эта бумага попала в ваши руки, сэр.

Мистер Пилмотт внимательно поглядел на мальчика. Он знал, что имеет дело с проказником.

— Говорите, — приказал он.

— Я думал об одном из ваших уроков о миметизме, сэр, — объяснил юный Белл. — Тогда шла речь о некоторых насекомых, которые передвигаются невидимками по некоторым растениям, поскольку окрашиваются в их цвет. Посмотрите, учитель, есть ли тонкий листок коричневой бумаги среди наших сочинений и сочинением… Джима Госта.

— И что? — удивленно спросил мистер Пилмотт.

— Цвет вашего стола коричневый, сэр. Такой же, как у листка. Поэтому вы его не заметили. Однако, готов биться об заклад, что он уже лежал на столе и оставался невидимым. Вы, наверное, прихватили его вместе с нашими тетрадями.

— Хорошо, отказываюсь наказывать вас! — заявил мистер Пилмотт. — Хватит об этом. Урок продолжается.

Преподаватель принялся тщательно разбирать описание рельефа Кумберленда Льюиса Олтуотера. Однако его мысли блуждали в другом месте. Бумага попала ему руки столь необычным способом и нарушала привычный ход вещей. Мистер Пилмотт скрытно перечитал ее.

Сочинение Джима-Госта.

Я — ученик и даже очень хороший ученик.

Но обладаю замечательным качеством: я невидимка.

Я буду присутствовать на ваших уроках, мэтр Пилмотт, и берегитесь, если допустите ошибки, ибо я тут же их оглашу. И сделаю это, оставаясь невидимым. Мы начнем сегодня.

Ваш очень внимательный, но невидимый Джим-Гост.

Р. S. Не волнуйтесь, мой милый Пилмотт. Кто знает, может, мы договоримся и даже станем добрыми друзьями.

Но берегитесь ошибок. Уверен, что до сих пор вы их не допускали, но знайте, что не все ошибки появляются на черной доске и не обязательно случаются в классе.

Пилмотт вздохнул, сунул записку в карман и продолжил урок. Он взял сочинение Джорджа Сандерса и вслух зачитал его. Вдруг ему пришла в голову одна мысль, и он оглядел пятерых улыбающихся мальчуганов. «Неужели, — подумал он, — невидимый ученик сегодня же начнет указывать на допущенные мною ошибки!» Он повернулся к Джорджу Сандерсу.

— У вас очень реалистичное сочинение, — сказал он. — Однако ваша дискуссия между сельским тружеником и рабочим сводится к педантичному перечислению фактов. Поскольку вы развивали тему, почему не вспомнили о безопасной лампе Дэви, которая была впервые использована в угольных шахтах Кардиффа?

Пилмотт огляделся, словно ожидал появления таинственного Джима-Госта. Его ожидание было напрасным, и урок продолжился без каких-либо происшествий.

Когда ученики покинули класс, мистер Пилмотт вытер черную доску, как делал ежедневно. Едва он положил тряпку, как его взгляд упал на вращающуюся доску, которую он почти никогда не использовал. Сам не зная почему, он повернул ее. Он был готов завопить от ужаса и потрясения. На обратной стороне доски, которую он использовал редко и которая обычно была повернута к стене, появилась сделанная мелом надпись крупными буквами.

ЛАМПА ДЭВИ БЫЛА ВПЕРВЫЕ ИСПОЛЬЗОВАНА НЕ В КАРДИФФЕ, А В НЬЮКАСТЛЕ.

УЧЕНИК-НЕВИДИМКА.

Третья неделя октября отличилась исключительно отвратительной погодой. Прилетевшие с Ирландского моря первые осенние бури оказались весьма свирепыми, разметав опавшие листья и высохшие гнезда сорок. Площадку для крикета Роу-Хауз покрыл двухдюймовый слой воды, а парк, особо любимый школьной молодежью, вдруг превратился в лес, усеянный сломанными ветвями и сосновыми шишками.

После положенных занятий пансионеры доктора Роулинсона могли гулять по парку, как им вздумается. Если погода не позволяла бродить по парку, у них была возможность развлекаться в зале для игр. Часто, когда им надоедало сидеть на одном месте, они гурьбой отправлялись к старому Сэму Клаттербокку во «Дворец обуви», как они называли единственную комнату на первом этаже древнего здания, вполне пригодную для использования. Там старик Сэм чистил и чинил обувь учеников и персонала, надраивал медь и занимался прочими незначительными работами. Короче, это было его крохотное королевство.

Мальчишки любили там бывать. Не ради старика Сэма, человека нелюбезного, а потому, что там можно было добыть несколько запретных бутылок пива или графин горячего вина. Усевшись вокруг урчащей печки — ее затопили впервые в начале школьного года — и щурясь от дымного света двух кучерских фонарей, подростки мечтали, куря длинные голландские трубки и изредка глотая неположенные напитки. Они обожали эту атмосферу, считая ее очень романтичной, что придавало им значительность в своих собственных глазах. Не стоит упоминать, что эти невинные нарушения распорядка приносили Сэму неплохой доход, а поскольку доктор Роулинсон закрывал на это глаза, слуга оборудовал свою комнату для удобства клиентов. Он даже соорудил пять трехногих стульев, которые ученики помпезно назвали «Креслами Сената».