Сергей Майдуков - Кровь за кровь

Найдя нужную дверь, приятно выделяющуюся на фоне общего запустения, Переверзин постучал и вошел. Его встретил начальник лаборатории редких сплавов, который явно не ностальгировал по социалистическому прошлому, а жил настоящим и процветал в нем, судя по отлично сидящему костюму и искусно подобранному галстуку. При этом Леонид Георгиевич Воронов был достаточно умен, чтобы не обвешаться золотыми цацками, которые могли бы вызывать зависть и подозрение у окружающих работников науки и техники.

Пожав руку Переверзину, он задержал ее в своей и произнес:

— Рад знакомству. Надеюсь, взаимовыгодному и долгосрочному. Кофе будешь? Чай?

— Нет, спасибо, — сказал Переверзин, слегка нахмурившись.

Воронов понимающе усмехнулся:

— Не привык на «ты» с незнакомыми людьми? Ничего, привыкай, Антон. Мы теперь будем общаться долго и плотно. Не один пуд соли вместе съедим. — Он подмигнул. — Связаны одной целью, скованы одной цепью. Слыхал такую песню?

— Нет, — ответил Переверзин, немного расслабившись. — Могу я посмотреть, что и как? А то у меня сомнения возникли.

— Какие? — округлил глаза Воронов.

— Вахтер у вас строгий. Въедливый такой старикашка. Боюсь, вздумает ящики досматривать на входе.

— С этим проблем не возникнет. Иди-ка сюда.

Подчинившись призывному жесту, Переверзин подошел к окну и увидел внизу большой двор, окруженный со всех сторон зданиями и заставленный множеством автомобилей, половина которых явно была не на ходу. Свободное пространство занимали разнокалиберные контейнеры и ящики, катушки с кабелем, железные бочки, разобранные двигатели, ржавые станки и просто кучи откровенного хлама.

— Видишь ворота? — спросил Воронов. — Вон там, между двумя корпусами. В будке дежурят мои люди. Въезд и выезд только по согласованию со мной.

— Но во двор можно попасть и другими путями, — заметил Переверзин. — Я вижу двери, да и лестницы под навесами явно ведут в подвал.

— Острый глаз! Молодец. Но в мой цех вход только один. Сразу возле ворот, видишь? Туда без специального доступа ни одна живая душа не попадет. Мы ведь в институте на особом положении. Государство в государстве.

— На каком основании?

— Ты не только наблюдательный, но и дотошный, — одобрительно кивнул Воронов. — Люблю таких. Теперь я точно знаю, что мы сработаемся. Присаживайся. Может быть, все-таки кофейку?

— Нет, спасибо, Леонид, — вежливо отказался Переверзин. — Мои люди с грузом на улице стоят, пока я осматриваюсь. Хотелось бы побыстрее закончить знакомство с… э… объектом.

— Что ж, тогда предлагаю наведаться в цех, — предложил Воронов. — Обрати внимание, я специально выбрал кабинет в этом крыле, чтобы ворота и вход в цех постоянно были у меня перед глазами. Мы ведь драгоценными металлами занимаемся. Официально, — подчеркнул он, приглашающее открывая дверь. — На государственном уровне.

— Я думал, это привилегия ювелирных мастерских, — признался Переверзин, когда они вышли в коридор.

— Ну, у нас особая сфера. В основном мы выплавляем золото, платину и другие редкие металлы из старой техники. Ты даже представить себе не можешь, сколько там всего попадается. Настоящие россыпи. Клондайк. И мы обогащаемся, и государство не в накладе.

— Остальным сотрудникам, наверное, обидно?

Они свернули за угол и начали спускаться по лестнице, пролегающей вокруг колодца с лифтом, затянутого зеленой металлической сеткой.

— Мы стараемся не афишировать свой достаток, — пояснил Воронов. — Я принимаю на работу только надежных, проверенных людей.

— Преданных своему делу.

— Лучше не скажешь! Да, преданных своему делу. Они знают, какая ответственность на них возложена, и дорожат своими рабочими местами. Ну и головами тоже. В буквальном смысле. — Воронов хохотнул. — У нас тут недавно случай был. Один нечистый на руку плавильщик взялся понемногу изделия выносить.

— Думаю, у вас тут видеонаблюдение организовано, я прав? — предположил Переверзин, когда они вступили в коридор без окон с редкими металлическими дверями.

— Естественно. Но мало кто об этом подозревает.

— Скрытые камеры?

Воронов по-дружески хлопнул Переверзина по плечу.

— Правильно мыслишь. Но слушай дальше. Тот прохиндей, видно, раскаялся или испугался, что привлекут к уголовной ответственности за хищения в особо крупных размерах. Теперь уж не выяснить.

— Погиб? — спросил Переверзин, невольно понижая голос.

— Если бы просто погиб. — Остановившись перед массивной бронированной дверью, Воронов поднес руку к кодовому замку, но клавиши не нажал, а посмотрел гостю в глаза. — Он выпил бутылку технического спирта и сунул голову в индукционную печь. А там знаешь, температура какая? Пришлось придурка в закрытом гробу хоронить. Это я к чему? Ах да! Мы об ответственности говорили. И теперь, Антон, ты тоже к нашим секретам приобщен. Видишь, я при тебе дверь открываю…

Пальцы Воронова медленно прошлись по панели. В какой-то момент Переверзин испытал острое, почти непреодолимое желание крикнуть, что он не желает ничего знать, не собирается ни во что вникать, а прямо сейчас уйдет и забудет все, что успел увидеть и услышать. Но было поздно. Во-первых, он уже знал слишком много, чтобы его оставили в покое. Во-вторых, Переверзин никогда не простил бы себе, если бы проворонил такую возможность разбогатеть и войти в круг по-настоящему деловых людей, которым всегда втайне завидовал.

— Открывай, — произнес он слегка осипшим голосом.

— Тогда милости прошу. — Воронов толкнул дверь. — Покажу тебе наши печи.

Перешагнув порог, Переверзин почувствовал, как его лицо обдало жаром. Словно он в пекло вступил. По собственному желанию.

Еще никогда понедельники не казались Николаю Рахманову такими длинными. Он весь измаялся, бродя по холлу, где выпала его очередь дежурить. Сидя в комнате отдыха или за мониторами, можно было хотя бы развлечься пасьянсом или даже фильмец какой-нибудь украдкой посмотреть. В холле строго-настрого воспрещалось пялиться в мобильники и планшеты. Рисковать работой Николай не мог. После инцидента с Романом его невежливо попросили из «Спорт Лайф», сославшись на пункт договора, где сказано, что сотрудник компании не имеет права причинять клиентам физические увечья.

«Он же сам сказал, что попросил провести показательный бой», — защищался Николай.

«Это не имеет значения, — сказали ему. — А вдруг бы этот Бородин передумал и обратился в суд? Нет, мы не можем рисковать. У нас репутация».

Иными словами, у Николая Рахманова репутации не было. Плюнув, он забрал зарплату и ушел. Теперь у него оставалось только место в «Бизнескоме». Если и его потеряешь, то останешься на мели. Такого Николай позволить себе не мог. Да, раньше он был полным разгильдяем, но в последние годы взялся за ум и остепенился.