Ян Валетов - Остаться в живых. Прицельная дальность

— Гадость какая, — прошипела она, снимая силиконовый налет с бедра и поджарого, как у гончей, живота. — Словно меня покрасили!

— Это лучше, чем замерзнуть, — возразил Пименов и присел на корточки рядом с Олегом. — Ты как?

— Пока живой…

— Нужно посоветоваться. Бумаги где? Ну, схемы, план помещений… Ты их на берегу оставил?

— Внизу есть копии, в моей сумке.

— Сам сходишь? Или Ленку попросить?

— Да я схожу, — подключилась Изотова, вытирая грудь и плечи. — Ты посиди.

Ельцов сделал попытку подняться, но получилась она не убедительной.

— Сиди, сиди… — повторила Ленка. — Я слетаю.

И как была голышом, скатилась по трапу вниз и тут же взлетела наверх.

— Зря силикон убрала, — произнес Губатый, открывая папку, — нам скоро вниз. Будешь снова намазываться.

— Значит, снова намажусь, — упрямо сказала Изотова. — Не могу я это терпеть! Все внутри чесаться начинает. Как ты это переносишь, не понимаю!

— Плохо переношу, — сообщил Пименов, разворачивая ксерокопию общего плана «Ноты». — Но готов потерпеть. Мне до сих пор холодно. Если бы не смазка, ты бы внизу и десяти минут не выдержала, уж поверь на слово. А в этот раз ты мне нужна здесь, — он ткнул пальцем в схему, — у корабля. Тут еще холоднее. И тебе, Олег, придется спуститься, но не глубже пятнадцати метров и по моей команде.

— Что ты нашел? — спросил Ельцов спокойно, явно собирая в кулак всю выдержку. Пименов, который знал, что морская болезнь делает из человека натуральную тряпку, удивился ельцовской стойкости.

— Если я не ошибаюсь, то вот это — каюта Чердынцева.

Олег пожал плечами.

— Возможно. Это я же тебе и говорил.

— Давай будем считать, что это так, — нетерпеливо сказала Изотова. Кожа ее блестела под солнцем, как лакированная. Волосы уже высохли и, став жесткими от соленой воды, торчали во все стороны, как у Пеппи Длинный Чулок, только косичек не хватало. — Все равно точно узнаем, только когда залезем внутрь.

— Логично, — согласился Губатый. — Скажем так, ты имел основания предполагать, что это каюта руководителя экспедиции.

Ельцов кивнул. И сглотнул — шумно, с болезненной гримасой. Кадык прокатился по шее вверх-вниз с гулким звуком.

— В акваланге в нее хода нет, — продолжил Пименов, соображая, стоит ли рассказывать про найденную на дне мумию в скафандре. — Ни с кормы, ни с верхних палуб. Узко. Много повреждений. Задраенные перегородки и иллюминаторы. Вот здесь, — он указал место на схеме пальцем, — один иллюминатор открыт. Я заглянул в каюту — видимых преград нет, так что в корабль мы попадаем.

— А дальше? — спросила Изотова.

— Не спеши. Проем иллюминатора узок для аквалангиста с баллонной спаркой за спиной. Туда вообще даже с одним баллоном не пролезешь. Для того чтобы войти, надо снять аппарат, проскользнуть в проем.

— Опять надеть… — подсказал Ельцов.

— В коридоре с ним тоже не развернуться, — возразил Пименов. — Дальше надо использовать малый баллон. Вот этот…

— На сколько в нем воздуха? — Изотова смотрела на маленький желтый баллончик с недоумением.

— На такой глубине? — переспросил Пименов. — До десяти минут. Но мне больше и не надо. Снимаю скубу, спокойно прохожу в каюту, оттуда проникаю в коридор, двигаюсь до двери в каюту Чердынцева, вскрываю ее, открываю иллюминатор, через проем которого ты и передашь мне мои большие баллоны, после чего мы начинаем заниматься сейфом. Если, конечно, он там есть…

— Если это каюта Чердынцева, то сейф там, — сказал Ельцов убежденно. — Если его там нет, надо искать другую каюту.

— Я понимаю, — согласился Губатый легко. — В кормовой части кают всего ничего, найдем, если есть! А если она была в носовой, эта каюта? Ищем нос? А если именно его каюту разорвало пополам и сейф просто выпал и все эти годы медленно погружался в грунт? Ладно, не вешайте носы, концессионеры! Разорвало «Ноту» прямо по машинному отделению. Чего гадать? Сейчас все увидим. И еще одно, Олег! Это, скорее, к тебе, чем к Ленке… Скажи, за эти годы никто не искал «Тайну»?

— То есть? — переспросил Ельцов. — Официально, что ли?

— Ну, да… ЭПРОН, например…

— В архивах этого нет, — ответил Ельцов серьезно, внимательно глядя в лицо Губатому. — А если бы было что-то, я бы раскопал. Если верить картотеке, то к бумагам, касающимся этой истории, не прикасались с довоенных лет. Их десятки раз могли сгрызть крысы, ими могли печь растопить во время Блокады, какой-нибудь нищий архивариус мог бандитам продать за бесценок… Да мало ли что могло случиться с бумагами, но попали они именно ко мне…

— Здóрово! — сказал Пименов, раскуривая трубку. — Ленка, будь добра, сделай горячего чаю! С сахаром!

— Может быть, кофе? — Изотова перечить не стала, сразу шмыгнула в рубку, к горелке.

Все-таки она превосходно смотрелась в одних трусиках-бикини, и если не приглядываться — выглядела точно так же, как в то далекое лето, на их даче в Абрау-Дюрсо. Но только если не приглядываться. Впрочем, для Губатого это не имело значения…

— Нет, только чай. И себе сделай.

Он посмотрел на Ельцова.

— И Олегу. Только ему без сахара.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Ельцов. — Что, есть предположение, что «Ноту» вычистили до нас?

— Не думаю, — сказал Пименов. — Вот с потрошением и получилась незадача… Я нашел внизу водолазный колокол, Олег.

— Да, ну! — удивился Ельцов.

— И тело мертвого человека…

Брови Ельцова поползли вверх.

— Оно пролежало там не один десяток лет, — начал было Пименов, но Олег, криво усмехнувшись, его перебил:

— Невозможно. Его бы давно растворила морская вода.

— Я знаю, — подтвердил Губатый. — Только вот оно что… Этот труп — он не просто так там валяется, он в водолазном костюме старого образца…

В рубке Изотова загрохотала кастрюльками…

— …в котором и высох напрочь, как вяленое мясо. Его придавило оборвавшимся колоколом…

Ленка вынесла три чашки с дымящимся чаем, поставила их на доски палубы между ними.

— Так что, — продолжил Пименов, — можешь мне поверить — ничего там не растворилось, лежит, как живой! Жаль, что мы не узнаем, кто этот парень… Поднять его можно, только, боюсь, документов при нем не окажется…

— А они не нужны, — просто сказала Ленка, прихлебнув горячий чай с видимым удовольствием.

Хоть жара стояла уже полуденная и, если бы не ветер, то зной плавил бы мозги, Пименову и самому хотелось горячего питья. Ледяной холод так и не оставил кости в покое, и если снаружи Губатый медленно поджаривался в лучах августовского солнца, то внутри его грызла полярная ночь.

— Водолаза звали Глеб Изотов. Это мой прадед.

И Пименов, и Ельцов уставились на Изотову так, будто бы она сказала непристойность на детском утреннике.