Ян Валетов - Остаться в живых. Прицельная дальность

Он посмотрел на часы. До начала митинга оставалось час и тридцать четыре минуты.

Савенко поднял глаза и натолкнулся на взгляд Алекса. Тот глядел исподлобья, тяжело, мрачно, и в этом взгляде не было ненависти, было что-то похожее на брезгливость и бесконечное желание убивать. Сергей видел такое выражение глаз не раз — и двенадцать, и двадцать четыре года назад. И всегда кто-то должен был умереть: или тот, кто смотрел, или тот, на кого смотрели.

Савенко поневоле стало жутко.

— Ты мне, сволочь, затылок рассадил! — сказал Алекс, сверля ему переносицу глазами.

— Я же предупреждал, что нежностью тебя брать не собираюсь. И не смотри на меня с такой любовью, друг мой Алекс, не пробуждай во мне лишний раз инстинкт самосохранения. Если он проснется, то ты умрешь, ты это понимаешь?

Алекс промолчал.

Савенко спрятал револьвер в карман, взял в руки трофейный «Глок», глушитель и, проверив обойму и ствол, принялся неторопливо наворачивать массивный цилиндр по резьбе на кромке дульного среза.

Когда он закончил — на него смотрели уже две пары глаз. Андреевич тоже пришел в себя и здоровой рукой зажимал рану. По его пальцам текла темная густая кровь.

— Теперь внимательно меня послушайте, — сказал Савенко, чеканя слова. — Я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. Если я подумаю, только подумаю, что кто-то из вас меня обманывает, — я буду всаживать по пуле в самые болезненные, но не смертельные места. Обещаю, что будет больно. Очень больно. И вы все равно мне ответите, только будете после этого инвалидами или нет, выбор ваш.

И тут Алекс тихонько засмеялся. Он не отводил взгляда от переносицы Сергея, и его смешок делал этот взгляд еще тяжелее.

— Вот же — везение! — выдохнул Алекс. — Вот же, мать его, везение! Кто бы мог подумать, что какой-то дохлый коммерс с подпорченной биографией и левыми ксивами будет нас с тобой, Андреевич, раком ставить! Ах, каким бодучим козлом оказался жертвенный барашек!

Андреевич не смеялся, ему было явно не до того — он с каждой минутой становился все бледнее и бледнее. Рукав его грязного рабочего комбинезона пропитался кровью полностью, с манжеты капли падали на пол, и возле бедра образовалась небольшая лужица.

— А ведь ты мне сразу не понравился, — сообщил Алекс, выпятив свой выдающийся подбородок. — Только никто меня не слушал…

Савенко навел ствол на дверцу тумбы, как раз возле головы Алекса, и потянул за спусковой крючок. Спуск оказался превосходно настроенным и очень легким и предсказуемым — просто нужно было полностью выжать курок.

— Пстсссс! — вздохнул глушитель.

Чанг!

Тяжелая девятимиллиметровая пуля врезалась в деревянную дверцу, расколов ее, как топор колоду. Щепки брызнули в стороны, и одна из них пробила Алексу щеку — он мотнул головой, как корова, отгоняющая слепней. Щепа торчала у него чуть ниже скулы, словно попавшая в цель стрела.

На это раз Алекс ничего не сказал, глаза у него были совершенно обалделые.

— Нет у меня времени, — сказал Савенко. — Поэтому — не зли меня. Будет хуже.

— Что ты хочешь? Что тебе надо знать? — неожиданно спросил Андреевич хриплым и натужным от боли голосом.

— Где дети? — Сергей перевел взгляд на лже-сантехника. — Это первый и главный вопрос.

— Хера тебе! — выдохнул Андреевич. — Ты сам их всех кончил — и жену, и де…

Чанг!

Пуля ударила его в кисть руки, которой он прикрывал рану, прошла навылет и пробила плечо второй раз, прошив мякоть бицепса.

Андреевич завыл, как побитый щенок, и замотал головой, прихваченной к ножке стола.

Гильза, горячая и резко пахнущая сгоревшим порохом, упала на пол между ног Алекса, покатилась и замерла как раз у паха.

— Твоя очередь, — сказал Савенко и поднял пистолет.

— Только не это, — едва выговорил белый как мел Алекс, — только не туда!

Щепка, торчащая в его щеке, мелко задрожала.

Лже-сантехник продолжал скулить и трясти раздробленной кистью, щедро орошая кровью все вокруг.

— Нет! — заорал Алекс, ощущая, как от взгляда этих застывших карих глаз, от хлещущей из ран напарника крови, от вида ствола, наведенного на его промежность, против воли опустошается мочевой пузырь и расслабляется сфинктер.

Чанг!

Пуля врезалась в пол в сантиметре от того места, где под тканью располагалась плоть.

— Где дети? — прошелестел голос Савенко. — Где они? Адрес?

Алекс попытался выдавить из себя ответ, но не смог. Ужас и омерзение к самому себе, которое он испытал, почувствовав, как хлещет из него, наполняя белье и брюки, ставшая совершенно жидкой от животного страха каловая масса, сдавили ему горло.

Чанг!

На этот раз пуля пробила намокшую ткань брюк, и обожгла подтянувшуюся к телу мошонку.

Алекс завизжал, как кастрируемый поросенок, — на грани ультразвука.

— Дякую тобі… — внезапно запел все еще включенный телевизор. — За те, що ти завжди зi мною…

На мониторах наблюдения двигались цветные картинки — толпа, двор, крыша, другой двор, чердак (тот, на котором лежал в схроне Савенко), улица с верхней точки, опять крыша…

На лэптопе Алекса в качестве скринсейвера крутился земной шар. Красиво выполненный, как автоматически отметил Сергей, укрытый полупрозрачной дымкой атмосферы и клочковатыми, как распушенная вата, сероватыми облаками.

— Где дети? Еще секунда — и ты больше не мужик!

— З-з-з-з-здесь! — Алекса, наконец, прорвало. — Здесь! Под Киевом! В Украинке!

— Молчи, мудило! — проскрипел Андреевич. — Он же нас все равно застрелит!

И он засучил ногами, силясь подняться вместе со столом.

Савенко небрежно двинул рукой, пистолет выбросил гильзу, а пуля раздробила Андреевичу колено. Звук от попадания был такой, как будто сломалась толстая сырая ветка.

— Ау-кх! — воздух вылетел из легких лже-сантехника, и он осел, повиснув на шнуре, как повешенный.

В комнате пахло, как в сгоревшей мясной лавке, превращенной в отхожее место. Брызги крови были на всем в радиусе нескольких метров.

Сергей с окаменевшим лицом перевел прицел на промежность Алекса.

— Адрес?

И Алекс назвал адрес, давясь словами и наполнившей рот горькой, как желчь, слюной.

— Охрана есть?

— Два человека.

— Вместе с твоим Геной?

Он замотал головой и едва не высунул язык от усердия — лишь бы Савенко больше не стрелял! Лишь бы не чувствовать, как содрогается пол от попадания пули. Так близко…

— Кого ждут? — спросил Сергей, доставая телефон из кармана. — Тебя? Его?

— Тебя! — проскулил Алекс. — Твоего выстрела!

— А потом? Их перевезут куда-нибудь? Их отпустят?

— Нет. Никто никого не отпустит.

Савенко взглянул на Алекса так, что не будь его кишечник и мочевой пузырь уже пусты, то опорожнились бы немедленно.

— Вот, значит, как? — сказал Сергей, медленно выдавливая из себя слова. — Вот, значит, в какие игры мы играем?