Сергей Федоранич - Бог тебе судья

Роберт Смирнов молчал, глядя в стол. Я недоумевал — в чем же дело? Отчего человек, которому грозило пожизненное лишение свободы, так реагирует на новость об освобождении? Да, обвинения в надругательстве над телами умерших с него никто не снимал, и вина там очевидна и доказана, но по этому преступлению нет наказания в виде пожизненного лишения свободы. Я молча ждал реакции, и она наконец наступила.

— В США есть такое понятие, как сделка с правосудием. У нас есть что-то подобное?

— Да, есть сделка со следствием. Но о чем вы хотите рассказать? Следователь и так нашла тела, она в курсе, что есть еще жертвы. Но у нее нет претензий к вам.

— Как вы думаете, что она скажет, когда узнает, что на телах есть мои отпечатки? Что она будет думать?

Мне показалось, что я оглох. Как такой маленький человек мог уложить в могилу столько людей? И оказался пойманным на такой ерунде?! Не может этого быть! Я не верил своим ушам. Роберт между тем поднял на меня полные злости глаза и сказал:

— Если вам кажется, что я шучу, можете дождаться результатов вскрытия и экспертиз. Они найдут там мои отпечатки. Но я думаю, что, когда они их найдут, требовать сделки будет уже поздно. Я никогда не смогу доказать, что этих людей убил не я.

— Вы знаете, кто их убил?

— Да.

— Тогда нужно срочно вызвать Рождественского и вместе придумать, что мы будем делать дальше. Я думаю… Нет, давайте я думать не буду, все-таки ваш адвокат Сергей Юрьевич, ему и решать. Я скоро вернусь.

Я вышел из переговорной и позвонил Сергею Юрьевичу. Трубку он долго не брал, а когда взял, на заднем фоне приглушено играла музыка и слышался плеск воды. Ну да, конечно, самое время отбыть на дачу и плескаться в бассейне под летним солнышком. Облом, Сергей Юрьевич, труба зовет.

В СИЗО Рождественский приехал к половине восьмого вечера, когда я уже извелся в ожидании. Час назад у меня села батарея на телефоне, что решительно не позволяло и дальше истреблять резвыми птичками противных зеленых свинюшек в детской игре, которую я любил именно в моменты, когда нужно было убить время. Книги у меня с собой не было, зарядного устройства или powerbank тоже. Охранник в общем зале ожидания читал газету, изредка осматривая помещение, хотя там был только я.

Меня давно мучает вопрос: ну почему нельзя в таких казенных заведениях сделать приличный ремонт? Почему болотно-зеленая краска обязательно должна быть нанесена на половину стены и пузырями, а оставшаяся часть стены и потолок — побелены серыми белилами, которые отваливаются и трескаются, расползаясь паутиной по всей длине? А мебель? Деревянные стулья со спинками, которые могут сломать и ребра, и позвоночник, до того они твердые и острые. На стульях написано все, что только можно, — и про заключенных, и про судебную систему, и про полицию, даже про адвокатов нашлось место. Ручками синей, красной, черной — огромный выбор; и все это в присутствии этого самого охранника, который не выходит из помещения. Но даже эта убогость меркнет перед помещениями, в которых содержатся арестованные. Начиная от коридора, в который нет входа людям свободным, и заканчивая камерами, в которых у нормального человека руки чешутся или сделать ремонт, или повеситься. Мрачно-серые помещения, изобилующие грибком и плесенью, сырые и затхлые, как будто после задержания человек утрачивает не только свободу, но и право на жизнь в светлых, чистых, проветриваемых помещениях. Вероятнее всего, при выборе цвета для покраски помещений в СИЗО ответственные за это люди руководствовались принципом «ничего приятного», иначе такого бы никогда не получилось.

Явившийся в голубом костюме-тройке Рождественский озарил солнцем зал ожидания. Распространяя волны аромата дорогого парфюма, он сразу же привлек внимание охранника, который вскочил со своего удобного кожаного кресла на колесиках и развел бурную деятельность по заполнению каких-то бумаг на столе.

Я ввел Сергея Юрьевича в курс дела, наблюдая забавную пляску эмоций на его лице. Удивление, которое у обычных людей выглядит как высоко поднятые брови и округленные глаза, у Сергея Юрьевича выглядело как огорчение — бровями он мог шевелить, только собирая их в кучку. Недавно сделанные уколы красоты лишили Рождественского лучиков морщинок вокруг глаз, сделав их безэмоциональными. Озабоченность же Рождественский выражал одним ему понятным способом — скручивая губы в трубочку, что еще можно было провернуть, ибо ни до губ, ни до зоны вокруг косметолог еще не добрался.

— Тут надо подумать, — сказал он мне. — Давай выйдем на улицу.

Не подумать ему было нужно, а покурить. Не успели мы выйти, как Рождественский затянулся своими отвратительно вонючими сигаретами, с ароматом то ли кофе, то ли ванили, или вообще это какао? Я не знаю, но запах отвратительный, переносить его на уставшую голову сложно. Нормальных сигарет Сергей Юрьевич не курил. Он мало что из нормального делал.

— Вот что я думаю: Смирнова обвинят, а у Валюши дело заберут. Не знаю как, но точно заберут. Она никогда не пойдет на обвинение невиновного.

— У него мог быть подельник.

— Вот так и скажет другой следователь, но не Валя. Тут же очевидно всем, даже самому тупому, что Смирнов бы в одиночку не справился. Едва ли Смирнов вообще к убийствам причастен, но в такую глубочайшую философию никто не полезет. И дело даже не в тупости, а в том, что, как только пресса пронюхает, делу дадут ускоренный оборот. Маньяка нужно найти и покарать, и чем быстрее, тем лучше. И как ты понимаешь, парных маньяков не бывает. Это массовое единовременное убийство.

— Я сомневаюсь, что при недостаточности улик Смирнова посадят.

— А зря, — ответил Рождественский. — По Елизаровым он, считай, укомплектован. Другие трупы аналогичные, и на них есть его пальцы. Этого хватает для обвинения. Сделают экспертизу психиатрическую, и все, дело сшито.

— Вы преувеличиваете, — ответил я. — Дело о двадцати трех трупах будет расследовано очень тщательно. Чтобы обвинить человека в столь жестоких преступлениях, нужны железные доказательства.

— Вот поэтому у Вали это дело и отберут, — сказал Рождественский и потушил о подошву своих туфель сигарету, покрутил в руках бычок и кинул его в урну. Конечно же, не попал.

Роберт Смирнов предстал перед нами в глубочайшей задумчивости. От него несло табаком так сильно, что даже удушливый пряный парфюм Рождественского был не в силах его перебить.

— Мой помощник сказал мне, что экспертиза обнаружит на трупах ваши отпечатки. В связи с этим вы хотели бы получить какую-то сделку со следствием. Верно?

— Да.

— Для начала я должен разъяснить вам, что значит сделка со следствием и на каких условиях она возможна.