Юджин Бердик - Гарантия безопасности

Президент провел их в небольшой кабинет, где стоял средних размеров стол, заставленный телефонами, и кресла по обе стороны стола. Подобно биению мощного пульса гудел кондиционер. Сев за стол, президент жестом предложил противоположное кресло Баку и обернулся к миссис Джонсон.

— Послушайте, Джонни, с Питом и газетчиками этот номер не пройдет, — сказал президент. — Пит, конечно, не подкачает, но кто-нибудь другой не выдержит и позвонит Скотти, или побежит к телеграфным агентствам, или Бог весть что еще учудит. — Сделав паузу, президент откинулся в кресле и, подняв карандаш, окинул его изучающим взглядом. — Пусть лучше Пит даст им понять, что пахнет жареным, но еще не горелым. Пока еще нет. Не для печати. И никаких утечек. Если кто воспользуется утечкой — конец и ему и его газете. Отныне и во веки веков. Понятно?

— Так Питу и передам, — улыбнулась госпожа Джонсон.

— Как насчет людей из Пентагона? — Президент улыбнулся ей в ответ, но слова ее пропустил мимо ушей. — У вас там был какой-то список.

— Вот он, господин президент, — ответила госпожа Джонсон, перебирая свои бумаги с ловкостью шулера, передергивающего колоду, и доставая плотную белую карточку.

Уверенность ее движений снова приободрила Бака. Он знал, что в присутствии людей, столь умеющих владеть собой и столь профессионально компетентных, не подведет и он.

— Дайте его господину Баку, — приказал президент.

Госпожа Джонсон вручила плотную белую карточку Баку. Наверху было напечатано: «Пентагон. Группа тревоги». И проставлено время: 08.00 сегодняшнего утра, из чего Бак заключил, что подобный список составляется ежедневно. В него входили все члены объединенного комитета начальников штабов, министры и представитель Совета национальной безопасности. Напротив фамилии министра ВВС было наспех написано от руки: «Находится в Далласе на церемонии открытия новой ракетной базы. Возвр. четверг».

Зазвонил один из телефонов на столе президента, и вспыхнула сигнальная лампа.

— Это Боугэн из Омахи, — сказал президент, Госпожа Джонсон направилась к двери. — Подождите-ка минутку, Джонни!

Президент снял трубку. Он не сказал «алло», но его собеседник, очевидно, заговорил сразу.

Бак машинально посмотрел на часы. 10.37.

К нему подошла госпожа Джонсон, и он впервые заметил румянец волнения на ухоженном лице пожилой женщины. Склонившись к Баку, она возбужденно зашептала:

— По крайней мере нам куда легче, чем в 1950-м президенту Трумэну, когда началось в Корее. Это было одной из первых вещей, что я здесь изменила, — сказала она чопорно. — Ему, бедняге, и посоветоваться было не с кем. Все практически приходилось решать самому. Звонил в госдеп, Пентагон, сенат, туда, сюда, куда угодно. И — нигде никого. Вот и пришлось самомому.

«Что «пришлось»?» — подумал Бак.

Поглядев на госпожу Джонсон, он чуть заметно улыбнулся. О ней говорили, что она обладает бездонной памятью и энциклопедическими познаниями и что ее неприязнь может быть роковой. Он слышал, хотя и не мог припомнить от кого, что еле заметные пятна румянца, проступающие на ее щеках, равнозначны истерическому припадку.

И впервые Бак понял, что это не учебная тревога и что, по всей вероятности, предстоят роковые решения. У него пересохло в горле, и тогда, повинуясь привычке, которую он специально воспитал в себе, чтобы снимать напряжение в трудные минуты, его лицо расплылось в широченной улыбке, мастерски имитирующей неподдельное веселое любопытство к происходящему. И он заметил, как поверх телефонной трубки на него с интересом посмотрел президент.

Через пять секунд после того, как он закончил говорить с президентом и повесил трубку, генерал Боугэн вместе с полковником Касцио подходит к двери, расположенной, в пятнадцати ярдах от его стола. Оба офицера сознавали, что не должны встревожить Рэскоба и Кнэпа. Шли быстро, но не суетясь. Все было давным-давно отработано — дело привычное. И хотя тревога впервые в жизни была объявлена взаправду, их движения оставались такими же размеренными, как всегда на учениях.

Табличка на двери гласила: «Боевое командование». Полковник Касцио отворил дверь, и офицеры вошли в комнату, где дежурный сержант хоть и вытянулся при их появлении в струнку, но по-прежнему не сводил глаз с бесчисленных циферблатов, лампочек и приборов, среди которых приковывала внимание длинная узкая консоль с множеством переключателей, В комнате стоял шумок — легкий, не лишенный приятности гул, напоминавший гудение пчелиного улья, слышный издалека в погожий день. На столе у консоли стоял один-единственный аппарат.

— «Красная» тревога всем командным пунктам, сержант, — отдал приказ генерал Боугэн.

— Есть «красная» тревога всем командным пунктам, — повторил приказ сержант.

Отработанным до автоматизма движением сержант прошелся рукой по всему ряду переключателей, и под каждым мгновенно зажглась красная лампочка. Одновременно погасли точно такие же, только зеленые, огоньки, светившиеся поверх переключателей.

— Подтверждение? — спросил полковник Касцио, глядя на сержанта.

Вопрос полковника придал генералу Боугэну уверенности. Его помощник знал до мелочей, назубок весь установленный порядок действий, все наставления и инструкции для каждого подразделения центра управления, и это радовало генерала.

Отчасти, подумал он, потому, что выучка полковника Касцио подтверждала его собственное умение разбираться в людях, отчасти потому, что такая целенаправленная, сугубо профессиональная сноровка обнадеживала, внушала уверенность.

Повернувшись кругом, сержант окинул взглядом другой прибор, выполнявший двойную функцию: проверял, действует ли центральная консоль, а также давал подтверждение, что каждый из разбросанных по всему миру командных пунктов стратегической авиации получил сигнал «красной» тревоги и связь действует. То есть дублирующее устройство, предназначенное гарантировать систему от возможных неполадок.

— Все командные пункты оповещены, связь боевого управления функционирует нормально, — доложил сержант.

Генерал Боугэн поднял трубку установленного на столе телефона. Теперь сеть передатчиков, действующих минимум на трех частотах, донесет его голос до каждого командного пункта стратегической авиации.

— Говорит генерал Боугэн, центральный пункт управления, Омаха, — произнес он, — объявляю «красную» тревогу, приказа открывать боевые действия не отдаю. Прошу подтвердить, как меня поняли.

Так была задумана «красная» система: ступень между объявлением боевой тревоги и началом боевых действий, на которой приводилась в полную боевую готовность гигантская машина. Ряд ее элементов, безусловно, непосредственно приступал к выполнению своих функций, но основная масса приводилась в состояние повышенной готовности. Специалисты, проводящие исследования по заданию командования стратегической авиации, давно установили, что «цветовые» тревоги дезориентировали личный состав. Ветеранам второй мировой войны чудился в слове «красная» зловещий оттенок. У других оно ассоциировалось с привычным сигналом «стоп» на перекрестке. Все винтики огромной машины воспринимали тревогу просто как нарастание напряженности, неимоверные приготовления, изощренный ритуал предварительных действий. С момента, когда щелкали тумблеры переключателей и произносились слова приказа, начиналось действо, в котором так смешивались изящество и сила, солисты и хор, что оно походило на игру оркестра.