Джоди Пиколт - Искра надежды

Реальность выбила у нее почву из-под ног. Чувство было то же самое, как тогда, когда папа повез ее на побережье океана в Джорджию. Бет была еще совсем ребенком. Она побежала навстречу волнам с распростертыми объятиями — и в результате перекувыркнулась через голову и едва не утонула. Отец успел подхватить ее, пока Бет не смыло прибоем.

Но кто спасет ее сейчас?

— Меня посадят в тюрьму, — прошептала Бет. Она уже начинала понимать: что бы она ни сделала теперь, что бы ни сделала Менди Дювилль — из этого ужаса ей не выбраться. Казалось, что ты пытаешься стереть неправильную букву в слове, а вместо этого протираешь бумагу до дыр. — Я и правда сяду в тюрьму, — повторила она.

Менди взглянула на повернувшегося к ним полицейского и приложила палец к губам, предостерегая Бет от болтовни в присутствии копов.

И тогда Бет расплакалась.

Она подтянула колени к груди — внутри была ужасающая пустота. Бет была оболочкой. Всего лишь оболочкой, раковиной, шелухой. Во-о-от как она напортачила. Да, она избавилась от ребенка, это правда. Но каким-то образом при этом лишилась и способности чувствовать. Быть может, только лишившись второго, можно было так легко избавиться от первого? Или это судьба: если единственная любовь, которую она познала, была ненастоящей. Она сгниет за решеткой, и никто не будет по ней скучать. Даже если ее отец и вернется. Только, конечно же, не для того, чтобы извиниться. Он вернется для того, чтобы сказать Бет, как сильно он в ней разочаровался…

Спустя мгновение она ощутила, как ее заключили в объятия. Менди оказалась мягкой и пахла персиками. Ее косы щекотали Бет щеки. «Вот оно, значит, как!» — подумала Бет.

Через пару минут ее рыдания превратились во всхлипывания. Бет лежала на подушке, их с Менди пальцы все еще были переплетены.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала адвокат.

Бет хотелось заснуть. Хотелось притвориться, что сегодняшнего дня не было.

Нет, не так! Ей хотелось сделать вид, что сегодняшний день прошел иначе. Не так! По-другому!

— Вы можете побыть со мной? — спросила Бет. — У меня… у меня больше никого нет.

Менди встретилась с ней взглядом.

— У тебя есть я.

Пока Хью шагал к входной двери клиники, он вспоминал тот день, когда родилась Рен. Они с Анабель сидели дома, смотрели все серии Гарри Поттера, как вдруг начались схватки и интенсивность их стала стремительно нарастать. Но Анабель отказывалась ехать в больницу, пока не закончится «Тайная комната».

Во время рекламы у нее отошли воды.

Хью летел в больницу, как сумасшедший. Бросив машину прямо на дороге, понес жену в родзал. У нее уже было раскрытие на 9¾ сантиметра, и Анабель посчитала, что это знак.

— Я не стану называть дочь Гермионой, — уперся Хью уже после родов.

— А я не буду называть ее в честь твоей матери, — отомстила Анабель.

Даже тогда они постоянно ссорились.

Медсестра, ставшая невольной свидетельницей этого разговора, открыла окно.

— Наверное, нам всем не повредит порция свежего воздуха, — проговорила она.

И тут в комнату влетела птица. И стала бить крыльями над колыбелькой, где спала малышка. Потом села на боковую стенку, повернула головку и вперила в новорожденную свой блестящий глаз.

— Вот он, знак! — тихо воскликнул Хью.

Рен — это лучшее, что случилось в его жизни. Он купил ей первый бюстгальтер. Он разрешил ей красить ногти. Он убедил ее в том, что ее приятели просто дураки, когда Рен не пригласили на вечеринку к одной девочке, которая была в классе заводилой. А потом со злости выписал матери этой девицы штраф за переход улицы в неположенном месте.

Каждый август они восходили на самую высокую точку в Джексоне, чтобы увидеть метеоритный дождь из Персеид, во время которого казалось, что небо рыдает. Они, бывало, не спали всю ночь, говорили обо всем, начиная с того, кем из «могучих рейнджеров» [8]можно пожертвовать, и заканчивая тем, как найти человека, с которым захочешь прожить всю свою жизнь.

В этом Хью не преуспел. Он с самого начала ошибся в выборе. Анабель сейчас жила во Франции с парнем на десять лет моложе ее, владельцем булочной, который участвовал в Олимпиаде по выпечке хлеба и видел в этом смысл жизни. На самом деле человека, с которым он хотел бы прожить всю свою жизнь, пятнадцать лет назад акушерка положила ему на руки…

Хью оглянулся через плечо. Капитан Квандт, наклонив голову, общался по радио.

— Если ты не выманишь его, мои снайперы не смогут выйти на позицию, — сказал он Хью.

— Не мои проблемы, — ответил Хью, двигаясь вперед.

— Хью!

Он остановился.

— Ты не обязан строить из себя героя, — негромко произнес Квандт.

Хью встретился с ним взглядом.

— Я и не герой. Я просто отец, — будничным тоном проговорил он, затем расправил плечи и направился к двери клиники.

Вот она, дверь. За спиной остался воздух, спертый от жары, и единственный звук — жужжание москитов. Он постучал. Через мгновение услышал, как двигают мебель. Дверь распахнулась. На пороге стояла Рен.

— Папочка! — воскликнула она и шагнула к нему навстречу, но ее тут же втянули внутрь. Хью неохотно отвел глаза от дочери, чтобы взглянуть — впервые — на того, с кем он разговаривал все эти пять часов.

Джордж Годдард оказался худощавым мужчиной среднего роста. На лице щетина, рука, которая сейчас держала пистолет у виска Рен, забинтована. Глаза у него были настолько светлыми, что казались прозрачными.

— Джордж, — ровно произнес Хью, и Годдард кивнул.

Хью чувствовал, как пульсирует жилка на шее. Он с большим трудом сдерживался, чтобы не схватить Рен и не побежать. Это привело бы к катастрофе.

— Может, отойдешь и отпустишь ее?

— Оружие покажи, — покачал головой Джордж.

— У меня нет оружия, — поднял руки Хью.

— Считаешь меня идиотом? — Его собеседник засмеялся.

Поколебавшись, Хью потянулся вниз и поднял штанину в том месте, куда засунул свой пистолет. Не сводя глаз с Джорджа, он достал оружие и отвел руку в сторону.

— Бросай, — велел Джордж.

— Отпусти ее, и я брошу.

Секунду ничего не происходило. Июньские жуки застыли в полете, жужжание прекратилось, сердце Хью замерло. Потом Джордж толкнул Рен вперед. Хью обнял ее одной рукой, в правой продолжая держать на весу оружие.

— Все хорошо, — прошептал он дочери в волосы.

От нее пахло страхом и потом: точно так же она пахла, когда была маленькой и просыпалась по ночам. Он отстранился, пальцы его свободной руки и руки дочери переплелись. На краешке ее ладони виднелась небольшая черная звездочка, нанесенная чернилами, — как татуировка на стыке между большим и указательным пальцем.

— Рен. — Хью улыбнулся дочери насколько мог ободряюще. — Теперь ступай. Иди к полицейским под навес.