Артур Строгов - Правозащитник

— Неужели это то, о чем я подозреваю? Я не осуждаю тебя… она красивая девочка, но слишком юная, чтобы понимать истинное положение вещей… Ты сам-то понимаешь, как рисковал?

— Как раз риск был невелик.

— Да? Ты думаешь, что наши враги спят? Что больше нет друзей у наемников этого ресторатора? А другие?

— Я всегда поступаю так, как считаю нужным, Самина.

— Ты собираешься выполнять все ее желания?

Белосельский слегка надменно поднял голову.

— Самина, таким тоном можешь разговаривать только ты, но это не значит, что…

— Все мужчины боятся упреков, и ты не исключение. Я же думаю в первую очередь о тебе. Она о тебе так не будет думать.

— Ты же сама признаешь, что она ребенок.

— Тем более это не повод исполнять ее капризы Я согласна терпеть все выходки твоей Ивы, но Лиза сегодня явно отличилась. Что она еще придумает? Может, искать бывшего друга?

— У нее нет друзей.

Самина лишь покачала головой.

— В следующий раз твой приказ не будет выполнен, пока риск не будет полностью взвешен. Если ты сам о себе не думаешь, то о тебе позабочусь я сама. И никакого вознаграждения мне за это не нужно. Так и знай.

Белосельский ничего не ответил и лишь присел на оттоманку, погрузившись в свои мысли.

Утром Ива за завтраком была явно не в духе. Она перешептывалась с Милошем, и когда вошел Белосельский, Ива сделала вид, что его не видит, и небрежно поздоровалась с ним.

Когда он сел за стол, она спросила:

— Я хочу серьезно поговорить с тобой, дядя. Мне не нравятся в последнее время некоторые вещи. А главное — присутствие определенных подозрительных лиц в нашем доме. И я желаю знать, сколько еще времени мне придется провести с ними под одной крышей?

— Ива права! — поддержал Милош. — Не то чтобы мне не нравилась Лиза, но мне неясно ее положение у нас…

Белосельский молча отодвинул прибор и встал из-за стола.

— Мне очень больно слышать от вас такие вещи. Поверьте, очень больно. Разве я вас воспитывал такими?

— Брось эту сентиментальность, дядя. Тебе нравится эта зверушка? Такая чумазая и недоразвитая?

— Ива, не надо так говорить.

— А как же еще? Насколько я помню, ты всегда учил нас говорить правду. Когда ты выставишь ее вон? Да ты посмотри на нее сам! В канун Рождества и Нового года хочешь испортить всем нам настроение? Разве мы это заслужили? Я планирую пригласить кучу народа в предпоследнюю неделю, организовать вечеринку… Сюда придут мои подруги, друзья из института.

— Ива, послушай, что я скажу.

Тон Белосельского был и печален, и серьезен.

— Мне очень неприятно, что ты так отзываешься о девушке, которая тебе ничего плохого не сделала. Я знаю, что ты ей говорила жуткие вещи… Вижу по твоим глазам… Ведь ты не такая… Зачем ты так делала? Впрочем, я не стану тебя упрекать. Послушай внимательно, что я скажу. Я принял одно важное решение, оно касается нас всех…

— Ты оставляешь ее себе как игрушку?

Он пропустил эту колкость Ивы мимо ушей и произнес твердо и торжественно:

— С сегодняшнего дня я внес изменение в право собственности. Как вы все знаете, этот особняк принадлежал нам троим. Теперь одну треть — мою долю — я передаю Елизавете Ольшанской, которая становится полноправной хозяйкой здесь, у нее такое же право находиться в этом доме, как и у вас. Надеюсь, не надо говорить, что я не позволю никакого неуважения!

Ива не дала договорить. Она схватила кофейник и тарелки и с силой бросила их на пол. На резкий звук вбежали Самина с Дарьей, но Белосельский дал им знак не вмешиваться.

— Как это возможно, дядя? — спросил Милош. — Но почему? Она Ваша…

— Она моя приемная дочь. И ты, Ива, была принята мною когда-то здесь именно так… но, кажется, уже забыла об этом.

— Не смей равнять нас! Я не желаю ее видеть здесь, — вскричала девушка и ее темно-каштановые волосы почти закрыли лицо, затуманенное гневом, — и не потерплю! Она Вам нравится? Она Вам дорога? Вы ее любите так же, как и нас? Или это уже другая любовь? В чем разница?

— Разница в том, что ты никогда не была такой эгоисткой, Ива, и жестокой тем более!

— А, так значит какая-то бродяжка лучше, чем я? А где Вы ее нашли? В приюте или на вокзале? Или в борделе? Она Вам милее, чем мы? Прекрасно, дядя… Оставайтесь с ней… Я не знала, что до этого дойдет… А я-то мечтала о Новом годе и Рождестве, о семейных праздниках в этом доме… Да, это все детство… Но ведь я уже взрослая и сама могу за себя решать. Я не останусь с ней и точка. Никто меня заставить не может. Вы можете лишить меня всех привилегий.

— Ива, ты прекрасно знаешь, что на твое имя лежит такая значительная сумма, которая во много раз превышает стоимость этого дома. Вы же мои самые близкие люди, и теперь мне очень больно, когда вы оба против Лизы.

— Я не желаю знать ее имени… Оставайтесь с ней, дядя, если Вам так нравится. Если она Вам дороже нас, правда, Милош?

Молодой человек промолчал.

— Я могу уйти жить к своему парню.

— У тебя еще нет серьезного юноши, — отвечал Белосельский, — но ты уже совершеннолетняя, и я не вправе запретить тебе делать то, что ты хочешь. Однако я считаю, что тебе нужно остаться.

— Ни за что!

Ива резко вскочила и убежала.

— А ты что скажешь? Ты тоже против?

— Я не знаю, что сказать.

Милош смотрел на него как-то подозрительно.

— Ты тоже во мне сомневаешься, — произнес Белосельский. — Ты ведь мужчина, взрослый человек. Разве я учил вас быть такими?

— Возможно, Ива слишком погорячилась. Сердце у нее золотое, но она обижена. Я пойду ее успокою.

— Но сам ты тоже сомневаешься во мне? Почему? Ответь откровенно.

— Я скажу то, что Ива не сумела высказать. Она боится, что Вы отвернетесь от нас из-за этой девушки… Что она станет для Вас кем-то большим… чем-то более значимым… и тогда Вы откажетесь от нас…

— Я никогда не смогу от вас отказаться, Милош, потому что вы — моя семья. Милош, вы оба уже взрослые. Вы должны понимать, что такого просто не может случиться. Я по-прежнему очень люблю Иву, больше чем родную дочь Ирину, а тебя — больше чем родного сына. Я всегда старался заботиться о вас. В чем меня можно упрекнуть?

— Слова это одно… Ива никогда этого не примет. Вы же знаете это, дядя. Она слишком чувствительная и мнительная.

— Я понимаю, но поговори с ней, прошу тебя.

— Я попробую, но это бесполезно.

— И все же постарайся.

Вскоре спустилась Лиза. Она заметила, что Милош несколько смущенно поздоровался с ней и поспешил уйти.

— Что произошло?

— Ничего, — спокойно отвечал Белосельский, — как подруга?

— Она еще спит.

— Я сообщил Иве и Милошу о своем решении.

— О каком решении?

— О том, что этот дом теперь и твой… Кстати, вот документ, это не слова, посмотри сюда. Составлено на красивой гербовой бумаге.