Артур Строгов - Правозащитник

— Милосердие и сострадание всегда имеют место быть в наших сердцах. Это как две сестры. Они неразлучны. Вместе они несут свет и дарят тепло и жизнь… Да, я не преувеличиваю. За десять лет более тысячи…

Но тут микрофон внезапно выключился и все увидели, как на сцене появился Белосельский. Директриса немного удивилась, но затем, подумав, что знаменитый олигарх и правозащитник хочет лично от себя что-то добавить, широко улыбнулась, обнажив ряд крупных зубов.

— Уважаемые господа, — произнес Белосельский, обращаясь ко всей публике, — я заранее прошу меня извинить за то, что я самым бесцеремонным образом прерываю столь изящный спич. Цели фонда «Гильдия благотворителей» достойны всяческого подражания, а миссия — особой похвалы.

Директриса поблагодарила его кивком головы.

— Однако, — произнес Белосельский, и по мере того, как он говорил, напряжение в зале стало расти как натянутая струна, — однако, как вы знаете, благими намерениями вымощена дорога в ад. Сострадание и милосердие бесспорно важны. Именно из-за таких качеств как сострадание, участие, жалость мы способны совершать благородные поступки. К сожалению, сегодня приюты и дети-сироты находятся в самом плачевном состоянии. Детей безжалостно эксплуатируют, продают, покупают и делают на этом бизнес.

При этих словах лицо директрисы так сильно изменилось, что можно было увидеть, как у нее обвисли щеки, а руки затряслись.

— Но самое худшее в другом, — продолжал Белосельский, — что есть инвесторы, которые специально вкладывают деньги в такой бизнес, как благотворительные фонды, и затем они получают прибыль от торговли несовершеннолетними девочками по всей стране…

— Я не понимаю Вас! — вскричала директриса, пытаясь вырвать микрофон из рук Белосельского, но он легко отстранил ее.

— Появилась прослойка людей, которые считают, что стоят выше закона, так они купили и судей, и прокуроров, и следователей, так как и эти последние также являются клиентами этого постыдного бизнеса.

При этих словах почти все присутствующие повскакивали с мест, но Белосельский громко заявил:

— Дамы и господа! Прошу вас не покидать помещения. Дом окружен со всех сторон. Радио и сотовая связь не работает. На помощь не нужно никого звать. Вся охрана уже блокирована.

— Что это значит?!

— Террористы? — вскричала, позеленев от страха, директриса фонда.

— Ничего подобного, — возразил Белосельский, — Вы глубоко ошибаетесь. Вы собрались здесь, чтобы заключить сделки на тайном аукционе живого товара и таким образом заработать миллионы долларов. Ничего не выйдет. Вы пойдете в тюрьму. И главным образом — Вы лично!

— Как Вы смеете?

— В Вашем подмосковном коттедже нашли детей, которых Вы удерживали силой.

Директриса замолчала.

— Меня интересует еще один персонаж.

При этих словах один худощавый мужчина с красноватым лицом и тяжелым подбородком насупился. Тут все увидели, как к нему подошла Лиза и бросила ему гневно:

— Вы занимаетесь отловом редких животных и птиц и незаконно переправляете их во все города нашей страны.

— Кто Вы такая, чтобы меня обвинять? — вскричал мужчина.

— Кроме того, — неумолимо продолжала Лиза, — Вы устраиваете петушиные бои с участием тех животных, которые занесены в Красную книгу.

— Вы лжете!

— Я не позволю так разговаривать с моей женой! — вскричал Белосельский и схватил краснолицего мужчину за ворот рубашки. — Впрочем, Вы же заядлый охотник?

— Да, я люблю охоту… Разве это преступление?

Белосельский улыбнулся.

— Очень скоро Вы примете участие в охоте… Кстати, у Вас хорошие ноги?

— При чем тут мои ноги?

— Видите ли, у меня есть партнер за границей, который любит особую охоту — он предпочитает людей… Я отправлю Вас к нему. Так что Вас к нему доставят в клетке.

— Что Вы несете? Это неслыханно!

— Вы примете участие в незабываемой охоте, получите огромное наслаждение. Не волнуйтесь, Вам сохранят жизнь, но зато Вы поймете, что такое быть дичью. Так что жаль, что у Вас не сильно накаченные мускулы на ногах, нужно было делать пробежку по утрам.

Мужчина изрыгнул проклятие, но тут же был повергнут вниз Саминой, которая навела на него оружие в упор.

— Это незаконно!

— Закон! — рассмеялся Белосельский. — Вы все прекрасно знаете, что такое закон… Как сказал Петр III: «Закон — это право сильного!» Так что, господа, некоторые из вас уйдут из этого зала, остальных я прошу остаться на местах еще пять минут. Вам ничего не угрожает. Кстати, я даже не прошу молчать о сегодняшнем событии. Из вашего сборища я забрал лишь людей, виновных в преступлениях. Если вы вдруг вздумаете заявить о том, что кто-то взял вас в заложники, то я этому посмеюсь, ибо сейчас мне как раз вручают очередную премию в Посольстве и сотни людей это видят. Сотня свидетелей докажет, что я был совсем в другом месте… Впрочем, я оставляю вам за собой право поступать так, как вы сочтете нужным.

Для Ивы Новый год прошел довольно уныло. Несмотря на видимость веселья, всеобщий радостный настрой, присутствие подруг-однокурсниц, бойфренда Макса, девушка ощущала себя птицей в золотой клетке. Ива словно жаждала большей свободы, большей жизни, новых горизонтов. Новой колыбелью, куда она стремилась попасть, был Париж, город любви, авантюр, азарта. Но Белосельский был против.

— Чем тебе не нравится Москва? Разве здесь мало новогодних развлечений? И если тебе уж не сидится дома, поезжай с Милошем.

— Мы уже не так близки, как раньше, — отвечала Ива, — у Милоша появились свои друзья, и он проводит с ними значительную часть времени. К тому же мы давно выросли, и у нас есть секреты друг от друга.

— Все равно, — возражал Белосельский, — сейчас не самое лучшее время для поездок, я не могу распылять свои ресурсы. У меня много врагов, которые готовы выместить злобу на близких мне людях.

— Ты всегда говоришь одно и то же. И дело не в праздновании Нового года, — заметила Ива, — все равно я не согласна! Есть и другое — вот уже больше месяца как наш привычный уклад изменился… с приходом одной девушки.

Белосельский на этот раз не рассердился.

— Ива, давай поговорим как взрослые, без обид и обвинений.

— Я согласна, давай обсудим.

— Неужели ты так плохо меня знаешь? За все прошлые годы ты меня можешь упрекнуть в чем-то? Мои чувства к тебе и Милошу не изменились, поверь мне. Я вас по-прежнему люблю, как и раньше. Ты мне очень дорога, Ива.

Он хотел взять ее за руку, но она отдернула ладошку.

— Я не имею права Вас ни в чем упрекать, дядя.

Он заметил, что Ива все время называет его на «Вы».

— Но признайте, что с приходом Лизы изменились слишком многие вещи… и прежде всего Вы сами.