Елена Арсеньева - Безумное танго

«Только бы не спугнуть их! – думала, плача от полузабытого, странного какого-то ощущения. – Только бы не спугнуть!» Потом вдруг вспомнила, что это ощущение называется счастьем.

Когда молодые встали и смущенно отводили глаза от Варвары Васильевны, она присматривалась к мальчику. Хороший какой! Глаза хорошие. Хотя он уже далеко не мальчик, лет двадцати семи – даже постарше Данилы. И Алёна старше, чем была она в те годы, когда любила. Сейчас поздно начинают, наверное. А если эти двое поженятся, кем ей будет Юрий? Внучатый зять? Смехота! Но он может ее звать бабушкой, бабой Варей, как Алёна зовет. И если ребятки не станут тянуть, ее, может, еще и прабабушкой успеют назвать!

Потом они ушли, и опять день потянулся привычно и одиноко. И только теперь поняла Варвара Васильевна, как же устала она от этого. А ребята все не шли, только Алёна забежала как сумасшедшая, бросила в прихожей набитые продуктами сумки и снова умчалась, Юрий позвонил, но не пришел, а борщ остыл, и неизвестно, вернется ли кто-то к ней или нет…

При мысли, что ребята решат не возвращаться, аж сердце заболело.

А что? Зачем она им? Алёнина-то халупа на месте, небось там решили ночевать. Наверное, уже и сейчас они там.

Обида вышибла слезы на глазах, но тут же Варвара Васильевна одумалась. А вдруг с Алёной что-то случилось дома? Она ведь была не в себе, когда забегала. Точно, что-то случилось.

Оделась, кое-как причесалась и вышла в подъезд. Позвонила в соседнюю квартиру и отдала ключ, предупредив, что придет красивый молодой человек («Мой внук, вернее, муж моей внучки!») и ключ следует отдать ему. Оставила в двери клочок бумаги: «Юрочка, ключ в 8-й квартире. Кушай борщ. Я пошла к Алёне». И торопливо отправилась со двора, даже не удостоив взглядом собравшихся на лавочке соседок.

Вроде бы Нинель Петровны меж ними не было, что неудивительно после ночных приключений. Она небось думает, что Варвара Васильевна ее теперь живьем съест. Господи, да знала бы Нинелька, насколько далека она от всей этой чепухи, обид, мстительности, страха!

Главное, чтоб ребятишки никуда не делись. И чтоб не тянули…

Она порядком подзабыла дорогу, не была в Высокове лет пять, наверное, а то и больше, и удивилась, насколько это близко. Почему-то от этого открытия улучшилось настроение. Даже если ребята будут жить у Алёны, их можно будет навещать. А им удобно будет завозить к ней правнука – нянчиться.

У въезда в проулок стояла «Газель», такая пыльная, словно добиралась сюда из-за тридевяти земель. За рулем дремал благообразный шофер с окладистой бородой. Возле ветрового стекла, куда водители обычно навешивают всякие побрякушки, болталась связка образков. Да еще имелась белая надпись на черном борту фургона: «Выксунская православная женская обитель».

Варвара Васильевна нахмурилась. Эт-то еще что такое?!

Торопливо свернула в проулок и понеслась со всех ног, не обращая внимания ни на идиллический пейзаж, ни на стайку милицейских машин, ни на людей в форме, которые что-то делали около свалки бревен на краю оврага.

Около каждой калитки стояли жильцы, тревожно перешептываясь и переглядываясь. Они были заняты чем-то своим, на Варвару Васильевну никто не обратил внимания.

Алёнина калитка тоже настежь, но во дворе пусто. И двери нараспашку.

Варвара Васильевна взлетела по ступенькам, бурно ворвалась в комнату – и замерла при виде согбенной фигуры в черном, до пят, одеянии, которая отвешивала поклоны перед иконкой, прислоненной к книжкам на стеллаже.

Варвара Васильевна бессильно прислонилась к притолоке.

Ну, вот и все. Напрасно она мечтала… Никогда не сбываются мечты, ни молодой девчонки, какой она была, ни старухи, какой стала.

– Алёна, куда ты… ну зачем… – прошептала, сама себя не слыша, и женщина в черном испуганно обернулась.

Да ведь это никакая не Алёна! Этой далеко за тридцать, и она гораздо ниже ростом, в очках, в этом ужасном черном платке или как его там, туго врезавшемся в кожу.

– Свят, свят, свят, – быстро перекрестилась незнакомка. – Ох, и напугалась же я!

Ее глаза за стеклами очков улыбались, улыбался большой рот, топорщились на верхней губе чуть заметные усики.

Варвара Васильевна против воли улыбнулась в ответ. Конечно, от чернорясниц она всю жизнь старалась держаться подальше, но эта женщина очень симпатичная – прежде всего тем, что не Алёна.

– Вы не подумайте, я дверь не ломала, – с усмешкой пояснила монашенка. – Мне Инга сказала, где ключ лежит.

– Инга? – Варвара Васильевна оглянулась. – Что, она уже вернулась?

– Нет, Инга еще в больнице. Она очнулась утром, даже вставала, а потом опять слегла. В сознании, только очень слабенькая, бедняжка. Ходила за ней наша сестра Олимпиада, но проспала, нерадивица, утром, Инга из больницы и сбеги… А вы, не оскорбитесь, кто будете?

– Варвара Васильевна Громова.

– Тетушка Катерины? – В глазах монашенки мелькнула тень.

– Да! – с вызовом ответила Варвара Васильевна. – Что, наслышаны уже от Катьки, какая воинствующая безбожница ее тетка?

– Бог вам судья, – пожала плечами монашенка. – Всякому свой путь. Кто я такая, чтоб вас осуждать, тоже ведь не у подножия алтаря родилась!

Это понравилось Варваре Васильевне.

– А ваше имя как?

– Матушка Феврония.

Час от часу не легче! Язык не повернется называть матушкой особу, которая по возрасту ей в дочки годится, да и не выговоришь спроста имя-то!

– Я из Выксунской обители, – поспешила та объяснить свое появление. – Уже второй раз нынче наведываюсь, да все никак не застану Алёну дома. Приехала очень рано, походила тут, потом отправилась к владыке на прием. Слух прошел, нашлись деньги на реставрацию нашего Троицкого храма; увы, только слух.

– Конечно, – едко сказала Варвара Васильевна, – людям зарплаты не платят, пенсии, а вы хотите…

Матушка Феврония терпеливо кивнула:

– Да, правда, правда, тяжкие времена. Однако же нашлись деньги на памятник этому сквернику, бомбоделателю окаянному. Слыхали, возле самой телестудии поставили, где Средной рынок? Бога не боятся… Но я о другом. Уже пора возвращаться, а хозяйки по-прежнему нет. У меня же до нее крайняя надобность.

– Это какая же? – недобро прищурилась Варвара Васильевна. – В ваши богослужебные дела сманивать? Нет, не поедет к вам Алёна, она накрепко раздумала!

Сейчас она больше всего боялась, чтобы невзначай не появилась Алёна и не опровергла ее. Мало ли что могло случиться за день! Ударит моча в голову – и поминай как звали. Юра будет переживать… она опять одна останется!

Матушка Феврония поджала губы, но тотчас на лице ее появилось чуточку насмешливое, терпеливое выражение:

– Все мы в руце Божией.

Интересно, заметила она, как передернулась Варвара Васильевна?