Елена Арсеньева - Крутой мэн и железная леди

– Извините, но я хотела ненадолго уйти… к соседке.

– Я буквально на минуточку. – Юрий бесцеремонно отодвинул Алёну и вошел. – Я хотел поговорить с вами , но не через порог ведь. Говорят, это к расставанию – через порог говорить.

– А вам что, не хочется со мной расставаться? – снова съехидничала Алёна.

– Пока нет. – Юрий захлопнул дверь.

Взял Алёну под локоть и провел в комнату:

– Да мне и в самом деле надо поговорить с вами! Сядьте-ка!

Она опустилась на край дивана.

Юрий подошел к окну, выходящему во двор.

– В прошлый раз я не обратил внимания, куда ваши окна выходят. Чудесный двор! Бузина еще только начинает цвести, но запах такой сладкий, его ни с чем не перепутаешь!

– Это жасмин, – пояснила Алёна. – А бузина с той стороны, с Ижорской.

– Да? – со странным выражением спросил Юрий.

– Да, это точно, – сказала Алёна, словно о чем-то очень важном.

– Поня-атно…

– Мне тоже.

Его глаза сузились.

– Вот оно что… тогда получается… – Он отвел глаза от Алёны, глянул на компьютер.

Подошел. Уставился на экран.

Алёна знала, что он там видит: перевод второго письма. Она не закрыла программу!

Сдавленно вздохнула.

Успеет вскочить, выбежать в коридор – или он поймает?

Нет. Не успела! Юрий отошел от компьютера и медленно опустился в кресло напротив, закинув одну на другую длинные ноги. Мокасины на нем были размера сорок шестого, не меньше, изрядно стоптанные и запыленные. Джинсы под коленками жеваные, снизу обтрепанные до ниток и с застарелой грязью на штанинах.

Куртка какая-то… явно ему большая, потертая джинсовая рубашка…

Не отличается этот господин аккуратностью, что и говорить. И волосы в хвостик собирает, похоже, потому, что лень их часто мыть, а вовсе не ради соблюдения стиля. Не помешал бы этим волосам «Head and shoulders»! А еще лучше – элементарный дешевый майонез «Провансаль»: радикальное средство от перхоти!

Юрий сплел длинные пальцы и улыбнулся.

То ли готовится что-то сказать, то ли ждет, что начнет разговор Алёна.

Много чести!

Его кресло стоит у самой двери. Не проскочить – перехватит! Так что теперь тебе остается одно: тешить свою гордость, которая и не дала тебе удрать.

Ну как же! Это ведь ниже твоего достоинства!

А ведь ты успела бы, успела! И в квартиру его могла бы не впустить – вытолкнула бы за дверь, захлопнула бы ее, подняла крик…

Если бы да кабы, во рту бы выросли грибы, и был бы это не рот, а целый огород!

Правильно говорил тот противный таксист: будь проще…

Буду. Если повезет.

– Ну, я вижу, ты всё знаешь… – протянул Юрий, указав легким кивком на компьютер.

– Не всё, но кое-что, – сказала Алёна тихо. Боялась, что голос задрожит, если она заговорит хотя бы самую чуточку громче.

– А что… – Он прищелкнул пальцами. – Что тебя навело на мысль?

– Ну конечно, упоминание о красном свете! – честно призналась она. – Я никогда не иду на красный. У меня фобия какая-то, честное слово. И улицу где попало не перехожу. А ты… – Она запнулась, но тут же продолжила: – А ты меня в тот вечер, когда мы шли с передачи, дважды на красный тащил. Ты не дальтоник, случайно?

– А, так мы все-таки перешли на «ты»? – Светлые, холодные глаза его откровенно смеялись. – И правильно, это сближает. Нет, я не дальтоник, я вполне нормальный. Но какой смысл ждать зеленого света, если дорога пуста и никто не мешает? И, главное, никто не увидит, как ты перейдешь ее на красный свет…

– Ага, – кивнула Алёна. – Я так понимаю, это принцип жизни «Робеспьера»? В том смысле что если можно что-то устроить безнаказанно, то это нужно устроить? И плевать на правила и на людей?

– А ты на котором письме остановилась, на втором? Или прочла третье и четвертое? – весело спросил он.

– Только два первых.

– Ну-у… – разочарованно протянул Юрий. – Так ты, значит, ничего не знаешь, только предполагаешь! Я в последних двух письмах вообще всё рассказал и по полочкам разложил, даже думать не надо!

– Так это ты их посылал, да? У меня мелькнула такая мысль… А МОН, ну, Олег, знал об этом?

– А зачем ему лишние проблемы? – пожал плечами Юрий. – Я просто воспользовался его электронным адресом, чтобы тебя посильнее запутать.

– Да-да, – согласилась Алёна. – Правильно ты тогда, после радиопередачи, говорил, что делать нечего – отправить письмо с чужого электронного адреса. Нужно только знать этот адрес и – главное! – пароль. Так что вся хитрость в том, чтобы сей пароль добыть. А потом… Входишь в чужой почтовый ящик через любую поисковую систему, например, через mail.ru, и отправляешь что хочешь и куда хочешь будто от его имени.

– Догадливая барышня, – радостно сказал Юрий. – Общаться с тобой – одно удовольствие! Не зря я так хотел тебя в лучший мир утянуть! Помнишь, как в песенке:

– Кстати, в какой это мир я должна была уйти с тобой? – прервала Алёна его речитатив, от которого вдруг стало по-настоящему страшно. – Ты что, от общения со своими пациентами и впрямь шизанулся и решил, что мы с тобой – посланцы какого-то иного мира? Страдальцы, затерянные в чужой реальности? Как это там у тебя… искры подлинности? Чушь какая!

На лице Юрия мелькнуло откровенное удовольствие:

– А что? Ты не веришь, что я стал жить метафорами моих пациентов? Что у меня произошел перекос в сознании? Что я спятил и искренне поверил в параллельные миры, где нам с тобой будет гораздо лучше?

– Не верю! – Алёна опять вспомнила Станиславского. – Не верю!

– Почему?

– Потому что ты – нищий врач. – Она с презрением указала на его обшарпанные джинсы. – Ты нищий врач и «Робеспьер» по психотипу! Тебе наплевать на высшие идеалы – тебе нужно переменить мир только ради соображений собственной выгоды. Чтобы выбраться из поденщины и… купить новые штаны и башмаки, условно выражаясь! Все революции происходят только из зависти, все экспроприации экспроприаторов – только ради того, чтобы материальные ценности сменили владельцев. Санкюлотам захотелось надеть чужие штаны! [18]Бытие определяет сознание, а «Робеспьеры» создают теории социальных революций.

– Интересно… – Юрий сел ровно, ногу опустил и некоторое время в замешательстве елозил своими стоптанными башмаками по полу, как будто сильно желал убрать их, да и мятые джинсы, с глаз въедливого «Достоевского», но решил махнуть рукой на бытовые мелочи и спросил с искренней тревогой: