Елена Арсеньева - Повелитель разбитых сердец

Ой, что-то меня занесло… Сколько времени я не была с мужчиной? Всего лишь каких-то две недели? Ого, целых две недели! Воздержание мне явно не на пользу.

Обладатель сексуальных обшлагов (ха-ха!) исчезает в самых дальних дверях, и я унимаю стук сердца. Ну почему, почему вот такому мужчине не нужна русская жена с русским же ребенком? Даже не видя его в лицо, я уже готова выйти за него замуж.

Что? Я готова кинуться в этот «замуж»? И все из-за рук в карманах? Извращенка!

Предаваясь таким вот разнузданным фантазиям, я даже не заметила, что Николь уже завлекла меня в комнату, где будет проходить аукцион. Она напоминает красную бархатную коробочку, уставленную такими же красными бархатными стульями. На некотором возвышении стоит трибуна. Народу человек тридцать, все больше дамы постбальзаковского возраста и преуспевающего вида. Мы с Николь, одетые более чем демократично, кажемся на их фоне какими-то наивными простушками, которые забрели сами не знают куда. Поспешаем усесться в последнем ряду, подальше от холодных оценивающих глаз.

В это время на трибуне появляется очень высокий и очень бледный господин во фраке и с черными волосами, стриженными каре.

– Это мсье Дезар, – шепчет мне Николь. – Мне он очень нравится.

Да, симпатичный дядька. Более всего он напоминает дирижера классического оркестра. Правда, в руках у него не дирижерская палочка, а молоток.

Взойдя на трибуну, мсье Дезар несколько мгновений озирает зал, а потом делает знак какому-то дядьке в униформе с надписью на рукаве: «Drouot», то есть «Друо». Ох уж это французское произношение…

Дядька мигом выносит большущую черно-белую сверкающую коробку, при виде которой в зале начинается некоторый оживляж.

– Лот номер один – пара демисезонных сапог от Шанель, новые. Размер тридцать шесть.

Николь поворачивается ко мне и кивает. Значит, это те сапоги, которые ее интересуют. Да, они ничего себе. Помощник аукциониста открыл коробку и продемонстрировал нам обувку. Очень миленькие. Красно-коричневая кожа, которая обольет ногу, как может облить только очень дорогая и мягчайшая кожа. Высокий, изящный и в то же время удобный каблук. Полупрактичные, полувыпендрежные сапожки для женщины, которая не только много ездит в своем авто, но и много времени ходит пешком. Короче, сапоги вполне соответствуют своему «заслуженному имени».

Эх, если бы они были не тридцать шестого, а моего сорокового размера, я бы тоже на них положила глаз. А впрочем, цена их наверняка превосходит весь мой парижский бюджет. Поэтому дергаться не стоит. К тому же у меня очень высокий подъем, который доставляет мне массу хлопот. Вот такая модель мне бы точно не подошла, сапоги наверняка не застегнулись бы на щиколотке… «Зелен виноград!» – как сказала бы Лиса из басни Эзопа, а может, Лафонтена. А может, даже и дедушки Крылова. Теперь, когда я философски обосновала, что эти фасонные сапожки мне и даром не нужны, жить становится чуточку легче.

– Итак, начинаем, господа, – раздается голос Дезара. – Стартовая цена двадцать евро.

Что?!

Да разве могут сапоги от Шанель продаваться за 20 евро?! Просто фантастика. Надо ловить момент и не упускать его!

Я пихаю Николь в бок, однако она и без меня уже поймала момент и вскинула руку. Ага, мы успели первые, ура! Я жду, что мсье Дезар сейчас начнет декламировать:

– Двадцать евро – раз, двадцать евро – два…

Однако он только улыбается Николь и восклицает, помахивая молотком над залом:

– Тридцать евро, господа! Тридцать евро!

Оговорился, что ли?

Николь еще только поднимает руку, а в другом конце зала уже взлетел каталог, зажатый в чьих-то густо унизанных кольцами пальцах. Дезар мигом повернулся в ту сторону, простирая вперед молоток:

– Сорок евро! Сорок евро за демисезонные сапоги…

И вот уже он снова смотрит в нашу сторону:

– Пятьдесят евро! Пятьдесят – раз…

И уже весь подался в противоположном направлении:

– Шестьдесят!

Нет, он не дирижер. Не он управляет оркестром, а оркестр управляет им.

– Семьдесят! – Это взгляд к Николь.

– Восемьдесят! – В другую сторону.

Постепенно начинаю вникать в смысл происходящего. Значит, тут никто не выкрикивает никаких судьбоносных цифр – сам аукционист автоматически набавляет цену каждый раз на десять евро. Есть интерес – ну, значит, заплатишь. Нет – выходи из игры. Забавно… Пока играют только двое – Николь и обладательница руки с кольцами. Странно – рука кажется мне довольно пухленькой, особенно по сравнению с тоненькими пальчиками Николь. А как насчет ног? Но, видимо, с ними все как надо, если уж незнакомую даму до такой степени заело насчет этих сапог.

Торг продолжается, причем Дезар вертится в ту и другую сторону как заведенный, едва успевая выкрикивать:

– Девяносто!

– Сто!

– Сто десять!

Руки так и взлетают, опережая друг дружку. Ух ты, дамы разошлись не на шутку!

Кажется, Николь хотела купить обувь по дешевке? Ничего себе! Сто десять евро – это сколько же в рублях? Не пора ли остановиться?

– Сто двадцать!

– Сто тридцать!

– Сто сорок!

– Сто пятьдесят!

Не верю своим глазам: молоток замирает, обращенный к Николь. Простирая руку, Дезар делает паузу, потом оборачивается в противоположную сторону и еще секунду ждет, что вот-вот поднимется каталог и тускло блеснут кольца.

Однако в том углу никто не шевельнулся, и Дезар декламирует:

– Сто пятьдесят евро за демисезонные сапоги от Шанель – раз… два… три… Продано! Мадам, прошу вас подойти к моему помощнику и получить ваши великолепные сапожки.

Он посылает Николь, которая выбирается из путаницы стульев, чарующую улыбку и восклицает:

– Лот номер два – туфли от Гвен Хаммерсмит, размер тридцать шесть.

Опять размер тридцать шесть! Но туфли слишком уж фасонные. Очень красиво будет смотреться ножка в такой туфельке, выставленная из автомобиля на ковровую дорожку, ведущую к подъезду или… ну, не знаю, к чему тут еще могут вести ковровые дорожки. А просто так по улице в тех туфельках недалеко уйдешь.

В спор за них Николь даже не вступает. Вместо нее немного посоревновалась очень красивая седая дама, сидевшая неподалеку, но под счет «Пятьдесят евро!» сошла с дистанции. Победа досталась пальцам с кольцами.

Обладательница их поднимается, чтобы подойти к помощнику аукциониста, и я чуть не хохочу вслух. Эту даму почти от земли не видно. Рост у нее метра полтора, ну никак не больше. И, похоже, такова же она в поперечнике. Мятый модный полотняный костюм туго обтягивает ее… хотела сказать – фигуру, но не стану оскорблять это слово. Короче, ее туго обтягивает костюм, особенно фактурно выглядят пласты жира, выпирающие из подмышек. Мама дорогая! И еще вдобавок она стрижена практически под машинку! И волосики у нее ярко-рыжие! И пудовые брильянты в больших, оттопыренных ушах!